Спуск превратился в настоящую пытку. Последнюю треть пути великий герой Джорек-Лис скатывался между кустов. Я собрал богатый урожай ушибов и царапин, оставил на сучках ошметья ткани и пару клоков своей дорогой кожи.

Скатившись к подножию, с размаху ударился ребрами о котомку. Камни внутри оказались жестковаты. Мать же вашу!

— Ох, чтоб вас всех! Мой бок…

Я заохал, как тот Вини-Пух, что сверзился с дерева прямехонько в колючий куст. Где этот чертов Пятачок, чтобы сорвать на нем свою ярость? Пущу на жаркое, и пусть не вздумает молить о пощаде!

Внизу раскинулся пустырь. Покрытое кочками место шириной метров в двести, ограниченное с трех сторон скосами холмов. Здесь был выход красновато-коричневой глины, на которой жухли полынные кустики. У крутого, одетого лесом западного склона (инстинкты Джорека, снова очухавшись, безошибочно указывали стороны света) я увидел остатки деревянной конструкции, похожей на примитивный подъемник. Когда-то тут добывали глину. Вот и дорога рядышком — обе колеи размыты дождями и заросли полынью, я едва разглядел их.

Упрямо выставив подбородок, я подобрал мешок и, хромая, поплелся было к дороге, но приступ слабости заставил согнуться вдвое, а потом и вовсе упасть на колени.

Перед глазами заплясали цветные чертики, в груди разлилась жгучая боль.

Я сплюнул кровью на сизый куст полыни.

Отличный получился забег по пересеченной местности, да.

И чего, спрашивается, было нестись? Я хоть и супермен, но от тумана мне все равно не уйти: у него скорость электрички, а я, в лучшем случае, даю километров двадцать в час, да и то с горем пополам.

Я выругался — громко и грязно.

И услышал в ответ приглушенный смех.

Я бы много дал за то, чтобы увидеть себя со стороны в тот момент. Такого раззявленного рта и широко распахнутых глаз наверняка не видел еще этот мир.

С грозным возгласом я перехватил мешок с камнями. Где вы, монстры? Подходите!

— Государь? — откликнулся высокий голос. — В-е-е-еличества! Уже явился, да? Вшивая задница ты! Лекаэнэ файн! Ларта! Измавер!

Лекаэнэ файн… Слова были смутно знакомы, но я не мог вспомнить их значения. Язык… тайный, как будто. Только почему — тайный? Кто использует его? Попытка воскресить воспоминания отозвалась головной болью — резкой, будто огненный штырь вбили в виски. Я застонал.

Послышался хохот:

— Вой, вой, голодающий… Тля! Нобла тикле аутр!

Я поискал взглядом, чувствуя, что меня начинает трясти. Нервная дрожь, слишком всего много навалилось, слишком много!

— Кто здесь? — шепнул я. И громко: — Кто здесь? Выйди, покажись?

Новый взрыв смеха оборвался.

— Эге-е, — сказал тонкий голос. — Никак, человек. Знаешь что? Ты точно человек. Ну-ка, брякни еще что-нибудь?

Голос звучал со стороны подъемника. Но рядом с ним нет высоких кустов, а деревья на склоне начинаются метрах в тридцати. Где же ты, невидимка?

Тут меня осенило. Я метнулся к подъемнику. У стоек валялись обглоданные кости — много костей с остатками посеревшего обветренного мяса. Почти все расколоты вдоль, из них высасывали, выковыривали мозг. Островки полыни вокруг ямы и земля стали охристыми — добычу убивали прямо тут, щедро обрызгав растения кровью.

— Эй, ты, никак, смылся? Ну и урод! — донеслось снизу, из черной дыры глиняной шахты. Голос принадлежал, кажется, подростку, либо женщине, либо человеку исключительно хлипкому.

Я оглянулся на север. Деревья на макушке холма раскачивались, сорванные листья кружили стайками вспугнутых птиц.

— Я здесь. Кто ты? Что там делаешь? — Умнее вопроса нельзя было придумать, конечно.

— Здесь? Да? Ну и ладушки. Там моя кобылка… останки! Смотри не споткнись!

Из полумрака колодца на меня взглянули два блестящих глаза. Лицо было скрыто в тени, виднелись только острый нос да выпуклые скулы.

— Э, да ты человек. Волосы рыжие, глаза синие, говор нездешний. Ты что, явился со стороны баронства Урхолио, э?

Я пожал плечами:

— Пришел издалека.

— Совсем, совсем издалека? Ты что, охотник на здешнюю живность? Сдаешь тушки в таверну Йорика или другим факториям, или самому барону Урхолио? Далеко же ты забрался! Твои собратья не ходят дальше Алистена, да и то… Слушай, темнеет, скоро нахлынет глейв. Вытащишь меня, а?

Эти слова сопроводил умоляющий взгляд.

— Твою… — Я медлил. Проклятие. Туман-то нагонит меня в любом случае. Но что придет вместе с ним?

— Прошу тебя, мой новый дивный друг! — Пленник сорвался на крик (и куда только подевался бесшабашный тон?). — Я стою здесь, на приступочке, вот-вот упаду!

Ворча, я попробовал сапогом край шахты, опустился на колени, затем плюхнулся на живот (отбитый бок екнул) и протянул ладонь:

— На!

Человек комично взмахнул руками. Со стены обрушились комья глины.

— Кха, кха! Тьфу, высоко! Я не могут дотянуться! Нужна веревка! Есть у тебя веревка? Канат?

— Откуда у меня канат?

— Тогда цепь! Ты же охотник на монстров! Одиночка, да? Верно, одиночке даже проще, работа опасная, но и Чрево, может, тебя не учует. А вот толпу охотников оно учует обязательно!

Ты не первый, кто принял меня за охотника. Но это скорее монстры охотятся на меня.

— Цепи нет.

— Так как же ты вывезешь, скажем, живого илота? Не понимаю… Он же порвет веревки, а потом и тебя!

— У меня ни цепи, ни каната.

— Ох, шлендар, я не знаю… Сообрази что-нибудь!

Я присел у шахты в раздумьях. Хм, легка на помине: на трухлявой перекладине подъемника болтается ржавая цепь… Слишком короткая, в четыре звена, не годится… Что же предпринять? Веревки у меня нет, но можно сломать ветку дерева, и…

Гигантская пятерня мягко пихнула меня в спину и едва не обрушила в провал. В следующий миг меня обволокло чем-то теплым. Это волна глейва захлестнула пустырь. И, не останавливаясь, помчалась в глубину Сумрачья.

На миг я ощутил удушье. Запах тлена был куда сильнее, чем тот, что я слышал в тумане на границе с землями Прежних, и тот, что учуял подле Алистена. То были лишь отголоски… Смрад проник в легкие, свернулся в желудке клубком. Я закашлялся, вдохнул полной грудью. Дышать тошно, а не дышать — невозможно.

— Ничего, оно всегда так — по первости, — заявил пленник. — Сейчас раздышишься! Носом, носом!

Я вдохнул носом. Раз, другой. Стало легче. Наш мозг регистрирует новые запахи несколько минут, затем притупляет ощущения, если только смрад не настолько плотный, что режет легкие и глаза. Так произошло и сейчас. Ощущения притупились, я смог дышать нормально.