Я всё-таки не мог понять, как это можно быть счастливым и весёлым, если стало ясно, что ты неправ. Но раз папа повеселел, значит, так оно и есть. Наверно, нужно быстрей перестать упрямиться…

Утром мама рассказала, что я стоял, прислонившись к двери ванной, слушал папу, глаза у меня слиплись, я сел на пол и уснул. И не слышал, как папа положил меня одетым на диванчик, накрыл одеялом, и я без единого сна проспал всю ночь до утра.

И это было хорошо – после двух таких тяжёлых дней проснуться солнечным осенним утром, погладить Кыша, прогуляться с ним, потом тихо, чтобы не будить уставшего папу, позавтракать, положить в портфель книжки, азбуку и тапочки и пойти в школу.

Перед уходом мы с мамой всё-таки разбудили папу всякими разговорами. Он сонно пробормотал:

– Сын… подойди ко мне!

Я подошёл.

– Дай руку!

Я протянул руку, и папа слабо, потому что он был спросонья, её пожал.

– Ты настоящий мальчишка… Ты мужчина… только научись читать и писать… это… совершенно…

Тут он снова заснул.

– Ладно. На той неделе обязательно научусь, – пообещал я и понял, что мама рассказала папе про весь вчерашний день.

В школу мы шли вместе со Снежкой и Ветой Павловной. Я догнал их на улице, отозвал Снежку и спросил:

– Ты почему в секрете держала свою маму Вету Павловну? Эх, ты!

– Она вовсе не мама, а двоюродная тётя. А мама с папой на три года уехали в командировку в Африку, – сказала Снежка.

– А почему она тебе даже строже, чем мне, замечания делает? И грозит в другой класс перевести?

– Не знаю сама… Зато она дома добрая.

– А почему тебя в Африку не взяли?

– Потому что не умею переносить жару.

– Я тебе тренировку устрою, – пообещал я. – Зажжём в кухне весь газ и духовку и будем уроки делать при жаре.

– С газом нельзя баловаться. Нашёл игрушку! Хочешь нанюхаться и в больницу попасть? Не вздумай, – сказала Снежка, и мы опять пошли рядом с Ветой Павловной.

До уроков я успел подойти к завучу и сообщил, что Кыша мы выручили благодаря Оле и другим людям.

– В понедельник тебе предстоит разговор с директором, – сказал завуч. – Будешь объяснять, почему ты без спроса срываешь фото с газеты и убегаешь, несмотря на приказ остановиться. Ясно?

– Остановиться я уже никак не мог. Я здорово разогнался, – объяснил я.

– Иди на урок. Будь молодцом, – велел завуч.

На первой же переменке меня обступили ребята из разных классов. Но больше было старшеклассников. Они смотрели на меня сверху вниз, смеялись, но не дразнили.

А редактор радиогазеты Коля, по прозвищу Вокруг, присел передо мной на корточки, поднёс к моему рту матовый, с дырочками микрофон и спросил:

– Сероглазов! Не будете ли вы так любезны ответить на ряд вопросов собственного корреспондента нашего радио?

– Задавайте, – ответил я, решив больше ничего не бояться. – Только быстрей. Мне пить охота.

– Товарищи! Прошу абсолютной тишины! Идёт запись! – попросил Вокруг, и все неожиданно притихли. – Сколько вам лет, Сероглазов?

– Восьмой пошёл.

– Занимались ли вы в раннем детстве боксом, самбо, дзюдо, борьбой, стрельбой из огнестрельного оружия или фехтованием?

– Стрелял из нагана, – сказал я, однако умолчал, что умею плеваться дальше всех в нашем дворе. И мне интересно было смотреть на маленький магнитофон Коли-Вокруг с вертящимися кружками и мигающей зелёной лампочкой.

– Каковы ваши личные достижения при стрельбе из нагана?

– Попал в лампочку на кухне. Резинка к ней прилипла, и она лопнула.

– Прекрасный результат. И вам не было страшно, когда вы вызвали на дуэль Барышкина?

– Сначала было страшно, а потом нет. «Вот он о чём! – подумал я. – Уже узнали, но бояться мне нечего! А если хотят посмеяться – пусть смеются!»

– А как себя вёл Барышкин после того, как вы ему бросили вызов?

– Я кинул перчатку, и забрызгал его мороженым, и сказал: выходи на дуэль за то, что ты украл мою любимую собаку! А он покраснел. И всё.

– Покраснел, и всё? А ваш вызов не принял? Повторяю: не принял вызов?

– Нет. Не принял.

– Всё ясно. Сколько у вас было секундантов?

– Один, – сказал я и увидел Снежку.

Она приложила палец к губам.

– Назовите фамилию этого благородного человека!

– Не буду называть.

– Простите, почему?

– Ему попадёт.

– И ещё один вопрос. Из каких источников, письменных или устных, вам стало известно о дуэлях?

– Мне рассказывали, как Пушкина убили на Чёрной речке.

– А про Лермонтова не рассказывали?

– Нет.

– Вы понимали, что результат дуэли мог быть весьма печален… для вас и… конечно, для всех нас?

– Понимал, – сказал я тихо и представил, как всем было бы меня жалко и как Тигра прибивает к моей парте каменную доску, на которой золотыми буквами написано:

– И последний вопрос: кого ещё вы собираетесь вызвать на дуэль в ближайшее время?

– Пока неизвестно.

– Но будете без страха вызывать таких людей, как Барышкин?

– А как же? Буду всю жизнь! – сказал я, забыв о том, что результат дуэли может быть печален.

– Сочту за честь, Сероглазов, быть вашим секундантом! Спасибо за интервью! – сказал Вокруг.

– Пожалуйста, – ответил я, с трудом пробился сквозь толпу смеющихся ребят и пошёл пить воду. У меня от этого интервью совсем запершило в горле.

На остальных уроках мы со Снежкой сидели тихо и внимательно слушали объяснения. Мы получили только одно замечание, когда я спросил Снежку, почему у Коли прозвище Вокруг, и она ответила:

– Фамилия Гурков обратно читается Вокруг.

Я подумал, что тяжело, когда двоюродная тётя твоя же классная руководительница. Зря Снежка не пошла в первый «Б». Впрочем, правильно сделала. Ведь тогда мы никогда не стали бы друзьями на всю жизнь! А так стали!..

Как только я пришёл домой, папа сказал мне:

– Быстрей замори червячка. Мама уже готова. Знаешь, куда мы идём? На выставку собак! Вот куда! Причём в качестве почётных гостей. Сергей Сергеев ждёт нас у входа в парк.