Цветы

Могил.

И если где-нибудь ты есть —

Так — в нас. И лучшая вам честь.

Ушедшие — презреть раскол:

Совсем ушел. Со всем — ушел.

5–7 января 1935

3

За то, что некогда, юн и смел,

Не дал мне заживо сгнить меж тел

Бездушных, замертво пасть меж стен —

Не дам тебе — умереть совсем!

За то, что за руку, свеж и чист,

На волю вывел, весенний лист —

Вязанками приносил мне в дом! —

Не дам тебе — порасти быльем!

За то, что первых моих седин

Сыновней гордостью встретил — чин,

Ребячьей радостью встретил — страх, —

Не дам тебе — поседеть в сердцах!

7–8 января 1935

ICI — Haut[5]

(Памяти Максимилиана Волошина)

1

Товарищи, как нравится

Вам в проходном дворе

Всеравенства — перст главенства:

— Заройте на горе!

В век: «распевай, как хочется

Нам — либо упраздним»,

В век скопищ — одиночества:

«Хочу лежать один» —

Вздох…

17 октября 1932

2

Ветхозаветная тишина,

Сирой полыни крестик.

Похоронили поэта на

Самом высоком месте.

Так, даже в смерти своей — подъем

Он даровал несущим.

Стало быть, именно на своем

Месте, ему присущем.

Выше которого только вздох,

Мой из моей неволи.

Выше которого — только Бог!

Бог — и ни вещи боле.

Всечеловека среди высот

Вечных при каждом строе.

Как подобает поэту — под

Небом и над землею.

После России, где меньше он

Был, чем последний смазчик —

Первым в ряду — всех из ряда вон

Равенства — выходящих:

В гор ряду, в зорь ряду, в гнезд ряду,

Орльих, по всем утесам.

На пятьдесят, хоть, восьмом году —

Стал рядовым, был способ!

Уединенный вошедший в круг —

Горе? нет, радость в доме!

На сорок верст высоты вокруг —

Солнечного да кроме

Лунного — ни одного лица,

Ибо соседей — нету.

Место откуплено до конца

Памяти — и планеты.

3

В стране, которая — одна

Из всех звалась Господней,

Теперь меняют имена

Всяк, как ему сегодня

На ум или не-ум (потом

Решим!) взбредет. «Леонтьем

Крещеный — просит о таком —

то прозвище». — Извольте!

А впрочем — что ему с холма,

Как звать такую малость?

Я гору знаю, что сама

Переименовалась.

Среди казарм, и шахт, и школ

Чтобы душа не билась —

Я гору знаю, что в престол

Души преобразилась.

В котлов и общего котла,

Всеобщей котловины

Век — гору знаю, что светла

Тем, что на ней единый

Спит — на отвесном пустыре

Над уровнем движенья.

Преображенье на горе?

Горы — преображенье!

Гора, как все была: стара,

Меж прочих не отметишь.

Днесь Вечной Памяти Гора,

Доколе солнце светит —

Вожатому — душ, а не масс!

Не двести лет, не двадцать,

Гора та — как бы ни звалась —

До веку будет зваться

Волошинской.

23 октября 1932

4

— «Переименовать!» Приказ —

Одно, народный глас — другое.

Так, погребенья через час,

Пошла «Волошинской горою»

Гора, названье Янычар

Носившая — четыре века.

А у почтительных татар:

— Гора Большого Человека.

22 мая 1935

5

Над вороным утесом —

Белой зари рукав.

Ногу — уже с заносом

Бега — с трудом вкопав

В землю, смеясь, что первой

Встала, в зари венце —

Макс! мне было — так верно

Ждать на твоем крыльце!

Позже, отвесным полднем,

Под колокольцы коз,

С всхолмья да на восхолмье,

С глыбы да на утес —

По трехсаженным креслам:

Тронам иных эпох —

Макс, мне было — так лестно

Лезть за тобою — Бог

Знает куда! Да, виды

Видящим — путь скалист.

С глыбы на пирамиду,

С рыбы — на обелиск…

Ну, а потом, на плоской

Вышке — орлы вокруг —

Макс, мне было — так просто

Есть у тебя из рук,

Божьих или медвежьих,

Опережавших «дай»,

Рук неизменно-брежных,

За воспаленный край

Раны умевших браться

В веры сплошном луче.

Макс, мне было так братски

Спать на твоем плече!

(Горы… Себе на горе

Видится мне одно

Место: с него два моря

Были видны по дно

Бездны… два моря сразу!

Дщери иной поры,

Кто вам свои два глаза

Преподнесет с горы?)

…Только теперь, в подполье,

Вижу, когда потух

Свет — до чего мне вольно

Было в охвате двух

Рук твоих… В первых встречных

Царстве — и сам суди,

Макс, до чего мне вечно

Было в твоей груди!

Пусть ни единой травки,

Площе, чем на столе —

Макс, мне будет — так мягко

Спать на твоей скале!

28 октября 1932

Кламар

«Двух станов не боец…»