– По ценам черного рынка чуть более десяти миллионов долларов, сэр.

– Превосходно. Но где тогда эти деньги? Чем Чамаев платит за эту нефть?

Участники совещания переглянулись.

– Мы полагаем, что наличными, Джон, – сказал Дана Де Вилье, нанятый Минфином США судебный эксперт-бухгалтер, – там в ходу очень крупные суммы наличными.

– Вы знаете, что такое бартер?

– Прямой обмен товарами? – неуверенно сказал кто-то.

– Он самый! Доденежная форма расчетов! У тебя есть то, что нужно мне, а у меня – то, что нужно тебе. Я пастух, и у меня есть сыр и овечье мясо, а ты земледелец и у тебя есть пшеница, а значит, и мука. Договориться о количестве – и каждый получает то, что хочет. Мы слишком заигрались в отслеживание финансовых транзакций. В данном случае именно их отсутствие и является основанием для подозрений. Если перечислений нет, то как Чамаев платит за нефть?

– Джон, вы хотите сказать…

– ИГ поставляет то, что нужно Чамаеву на Украине – нефть, причем нефть нелегальную, ворованную. Чамаев перерабатывает и продает ее и получает деньги. В этом заключается секрет его стремительного обогащения – он не платит за товар, но продает его. Десять миллионов в месяц, сто двадцать в год, причем все можно записывать в чистую прибыль. В свою очередь Чамаев дает ИГ или кто там является отправителем нефти не деньги, а то, что им нужно больше денег.

– Оружие, – сказал кто-то.

– Именно! И скорее всего, они отправляют его тем же путем – погрузив на какое-то судно или даже на одну из барж в порту Килия на Дунае! В любом крупном порту есть таможенный контроль, но там ничего такого нет…

Информация к размышлению

Документ подлинный

Со своей стороны украинская власть уже фактически отказалась от проведения боевых действий, от использования тяжелого вооружения (это явная ложь. – Прим. «Русской Весны»), тормозит реформирование вооруженных сил, начала конституционный процесс, который позволяет со временем придать оккупированным территориям любой правовой статус, чисто символически поднимает на мировом уровне вопрос возвращения Крыма, даже не начала вводить экономические санкции против государства-агрессора, спускает на тормозах все прогрессивные реформы, лелеет коррупцию и изо всех сил пытается возродить старую кланово-олигархическо-криминальную систему. Власть активно занимается пропагандой мифа, что только Минские договоренности могут вернуть нам мир, и начинает беспрецедентную в мире кампанию по уничтожению людей, которые стремятся защитить свою Родину.

Это делает украинская власть, но не украинский народ. Именно необходимость обуздать народ Украины и является, по сути, объектом всех тайных договоренностей между Путиным, Порошенко, европейцами и американцами. Именно украинский народ, квинтэссенцией воли и стремлений которого стали добровольческое и волонтерское движения, является единственной силой, которая может не допустить предательства государственных интересов, потери суверенитета и территорий.

Дмитро Ярош

Большие города,

Пустые поезда,

и берега, ни дна –

Всё начинать сначала.

Холодная война

И время, как вода,

Он не сошел с ума,

Ты ничего не знала…

Би-2, Полковнику никто не пишет

Чужая машина, чужой город… – все это было для Карла Керра, журналиста, стрингера, бывшего бойца британской армии, стрелка и оперативного агента ЕРА – Европейского разведывательного агентства, отнюдь не ново…

Хомс… Алеппо… Багдад… Сулеймания… Триполи… Порт-Судан… где этого только с ним не случалось. Почти всегда не по его воле, почти всегда не обходилось без крови… но он выбрал свой путь уже давно… и сходить с него было поздно. Как сказал ему старый вояка – вербовщик: парень, может, ты кончишь плохо, но повеселишься – это уж точно…

– В сторону, мать вашу!

Снова пробка. Из-за того, что русские устроили в городе войну, часть улиц была блокирована. Ночное движение не было интенсивным – украинцы пытались, как могли, перекрывать улицы, строили баррикады, перегораживали проезд остановленными машинами. У многих было оружие, были флаги Украины – сине-желтые…

Карл Керр видел и такое. Видел, как люди, задавленные десятилетиями жестокой диктатуры, вдруг вставали как один, распрямляли спину – и да поможет Бог тому, кто окажется в этот момент у них на пути. Правда, дальше обычно не было ничего, кроме дерьма… но сам этот момент, сам этот поступок, порыв… стоил дорогого…

Русских они, конечно, не победят…

Машины опять остановились… он видел людей с автоматами, они пытались перекрыть улицу, кто-то стрелял в воздух. Керр открыл дверь «Порше» и заорал по-русски:

– Раненый!

Больница была старой, такое ощущение, что двадцать лет не ремонтировавшейся, но персонал тут был опытный и профессиональный. Ничего не перепроверяя, раненого сразу повезли в операционную, по пути уже начиная реанимационные мероприятия…

Керру было некуда идти… усталость наваливалась на него, подобно свинцовой плите, мощно и неостановимо. Он подумал, что здесь будет лучше всего переждать неопределенность… утром будет понятно, кто и что может, это уже будет русская территория, а может, и нет. Поэтому он купил в автомате чашку кофе, сел в чужую машину, поставил кофе, навалился на руль и заснул. В конце концов, кофе он может выпить и холодным…

Но поспать не удалось: телефонный звонок вернул его в реальность уже через тридцать две минуты.

Керр открыл глаза, ошалело посмотрел по сторонам. Звонил телефон в самом автомобиле. Он нажал кнопку и сказал «алло»…

– Кто это?! Кто говорит по телефону? Где мой сын?

– Не знаю, о ком вы… но если вы про того парня, которого подстрелили русские на улице, то я отвез его в больницу. И пока что он еще жив…

– Что произошло?

Керр потер лоб, чтобы собраться. Выпитая натощак чашка кофе уже делала свое дело, горькое и обжигающее месиво поднималось вверх от желудка к горлу, угрожая выплеснуться наружу…

– Я был на улице… увидел парня, он стрелял из винтовки в… русских, кажется. Русские открыли ответный огонь, его ранило пулеметной очередью. Я оттащил его в безопасное место, оказал помощь… после чего… повез в больницу.

Среднего роста человек, лет сорока, с аккуратной бородкой, одетый нарочито небрежно и дешево, но с Вашерон Константин[40]на запястье, пронзительно посмотрел на сопровождающего его здоровяка ростом под два метра, что-то сказал на языке, который Керр не понял. Здоровяк принялся оправдываться на том же языке.