— Давай, командир, к Савеловскому вокзалу и побыстрей! — распорядился Виктор и закурил.

Наташа держала Сережину голову на коленях, одной рукой осторожно гладя его лицо в ссадинах и синяках, другой вытирая слезы, катившиеся у нее по щекам. "Сережа, Сереженька", — шептала она в надежде, что мальчик придет в себя.

Минут через пятнадцать они подъехали к большому кирпичному дому, и Наташа издали заметила около одного из подъездов высокую худощавую фигуру доктора Левина с чемоданчиком в руках.

— Садитесь назад, — не выходя из машины, скомандовал Виктор, который явно чувствовал себя хозяином положения.

Аркадий Николаевич, не обращая внимания ни на Виктора, ни на Наташу, стоя у открытой дверцы машины, уклонился над мальчиком: приподнял веки, пощупал пульс и только после этого сел в машину. Наташа следила за каждым его движением.

— Что с ним?

— Его надо срочно в больницу, — Аркадий Николаевич назвал шоферу адрес.

— Что с ним?

— Передозировка. Как это случилось? — спросил он, повернувшись к Наташе.

Она рассказала про деньги и про то, как они его нашли.

— Все понятно… Он, видимо, хотел рассчитаться с ними. Не знал, бедный мальчик, что это невозможно.

— Но почему? — спросила Наташа. — Он же хотел вернуть им деньги!

— Им не нужно, чтобы он их вернул. Им нужно, чтобы он оставался на игле. Тогда он никуда от них не денется. Вот чего они хотят.

— Но зачем он им? Он же ребенок. Что они могут с него взять? — Слезы душили ее.

— В любом случае, раз уж он попал к ним в руки, просто так они его не отпустят.

— Выходит, он теперь нигде не может быть в безопасности? Что же делать?

— Для начала надо вывести его из этого состояния. Надо понять, что ему ввели, потому что есть наркотики, привыкание к которым наступает практически сразу.

— И что тогда?

— Сейчас рано об этом говорить…

— Неужели нельзя избежать больницы?

— Почему вы так боитесь госпитализации?

— Потому что не хочу подвергать его напрасным мучениям. Его все равно не вылечат, и потом все начнется снова. Разве я не права?

Аркадий Николаевич посмотрел на нее:

— После того, что случилось сегодня, сам он уже не справится, я вам объяснял.

— А в больнице? У вас есть гарантия, что…

— Никаких гарантий никто вам сейчас не даст. Но, повторяю, другого выхода нет.

Когда такси остановилось около входа в приемный покой, Аркадий Николаевич велел им ждать в машине, а сам пошел договариваться о госпитализации. Виктор повернулся, посмотрел на Наташу, прижимавшую к себе мальчика, и сказал:

— Да вы не волнуйтесь, вылечат…

— Да, — проговорила она сквозь слезы, — да.

Наконец в дверях появился Аркадий Николаевич и крикнул, чтобы несли Сережу. Виктор на руках донес мальчика до входа в отделение, дальше их не пустили. Наташа сказала, что никуда не поедет, пока не выйдет доктор Левин и пока она не узнает, что Сережа пришел в себя. Виктор понял, что уговаривать бесполезно и предложил остаться с ней.

— Спасибо, вы и так потеряли со мной столько времени. Если бы не вы…

— Да ладно, чего там… Может, я заеду за вами завтра? У меня вообше-то есть машина — утром пригоню из сервиса. Вы когда мамашу-то свою забираете? Я помогу…

— Спасибо, большое вам спасибо! Я завтра позвоню.

Ей было неловко, что этот человек, который никогда не был ей симпатичен, потратил на нее столько времени и сил. "Никогда не следует судить о людях опрометчиво", — сказала она себе в порыве благодарности и посмотрела ему вслед.

Уже смеркалось, когда из здания больницы вышел Аркадий Николаевич и сказал, что Сереже лучше. Он настаивал на том, чтобы Наташа немедленно ехала домой, потому что увидеться с Сережей пока все равно нельзя.

— Поезжайте домой. Завтра вам еще понадобятся силы. Поезжайте!

— Я поеду, только позвольте мне его повидать.

— Это невозможно. Совершенно невозможно. Да и не нужно…

— Я только скажу ему…

— Я сам скажу ему все, что нужно, не волнуйтесь. И поезжайте домой.

— Скажите, что я все знаю, что я не сержусь и завтра приеду. Чтобы он ни о чем не беспокоился. Пожалуйста!

— Я все сделаю, не волнуйтесь.

— И еще, — Наташа открыла сумку, — позвольте мне расплатиться с вами…

Она заметила его протестующий жест и добавила:

— У меня есть деньги, правда. Вот.

Наташа вытащила доллары, полученные сегодня от Виктора.

— Спрячьте, — сказал Аркадий Николаевич. — Они вам сейчас очень пригодятся. И не настаивайте: я все равно не возьму.

— Почему?

— Это отдельная история. Когда-нибудь я вам объясню. Не сейчас. Лучше скажите, как случилось, что ваш сын связался с наркодельцами? Он же вполне домашний мальчик?

Наташа посмотрела в его усталые глаза.

— Это тоже целая история. И я ее тоже когда-нибудь расскажу…

— Вот и договорились. А теперь поезжайте.

— Позвольте хотя бы вас подождать и проводить. Вы же устали.

— Нет. Я хоть и не самый молодой, но все-таки еще мужчина. К тому же мне нужно задержаться в отделении. Вы скоро забираете из больницы вашу матушку, я не ошибаюсь?

— Да.

— Вот и хорошо. Завтра утром позвоните мне в диспансер, и я скажу, как обстоят дела с Сережей и нужно ли вам приезжать. Всего хорошего!

Наташа спустилась в метро и села в вагон. В противоположном конце его несколько молодых людей пели под гитару, на которой играл длинноволосый парень в кожаных штанах. На полу при каждом толчке перекатывалась брошенная бутылка из-под пива. Наташа закрыла глаза.

"Бедный, бедный мой мальчик".

Она представила себе, как он лежит там один, в незнакомом месте, среди незнакомых людей, больных, наркоманов. "Боже мой, я его ругала… Ругала за то, что он убежал из школы, за то, что обманул меня. А он хотел рассчитаться с ними…"

Она вспомнила, что, когда она нашла его утром в комнате бабушки, он украдкой вытирал глаза. "Вот почему он плакал. Мне нужно было расспросить его, попытаться помочь. Если бы я знала, я бы сама отвезла им деньги. Что же делать? Как мы теперь будем жить? Если даже его вылечат, где гарантия, что эти подонки не найдут его снова? Не могу же я держать его взаперти. Господи, уехать бы куда-нибудь… В другой район, в другой город, куда угодно… Что я скажу маме? Соврать, что он поехал куда-нибудь с ребятами? Она не поверит. Сказать, что у него аппендицит? Что же делать, что делать?.."