Давая общую оценку событиям на южном фланге советско-германского фронта зимой 1943 г., можно сказать следующее. Общее наступление советских войск, начавшееся под Сталинградом в ноябре 1942 г., рано или поздно должно было закончиться. Темпы потерь в наступательных операциях не покрывались прибывающим пополнением и восстановленной или вновь произведенной техникой. Неизбежно должен был наступить момент, когда ослабленные корпуса и армии замедляли свой бег, а то и вовсе останавливались. Момент, когда следует остановиться, было выбрать довольно сложно. Каскад наступлений с небольшими оперативными паузами способствовал перемалыванию бросаемых на фронт стратегических резервов противника по частям. Правильной была также ориентация на перехват коммуникаций в тылу противника. Однако мудрость командующих заключается в соотнесении действительных возможностей своих войск с возможностями противника, а также в умении чувствовать качественные изменения общей обстановки на фронте. Поэтому можно пожалеть лишь о том, что недооценка противника советским командованием привела к драматичному и ударившему по престижу армии отступлению.

Весной 1943 г., когда боевые действия утонули в распутице и постепенно сошли на нет из-за истощения сил соединений сторон в кровопролитной зимней кампании, пришло время задуматься о планах на лето. Утопавшие в грязи поля и дороги должны были рано или поздно высохнуть, а поредевшие соединения — получить людей и технику. Оставалось ответить на вопрос «Что делать нам?» и не менее актуальный — «Что будет делать противник?». Несмотря на тяжелые поражения зимой 1942/43 г. и наметившееся истощение сил, германская армия оставалась сильным и опасным противником. Более того, в сравнении с началом войны и началом летней кампании 1942 г. общая численность германской армии даже возросла. Вызвано это было не только потребностями войск на Восточном фронте, но и необходимостью наращивания контингентов немецких войск в находящейся под угрозой вторжения союзников Европе. Так или иначе, даже без учета новомодных войск СС и частей люфтваффе, на Востоке находилась армия, насчитывавшая в своих рядах 3 млн 115 тыс. человек, практически той же численности, что и начала 22 июня похода на СССР (3,2 млн чел.). По числу соединений вермахт первой половины 1943 г. даже превосходил вермахт июня 1941 г. Другой вопрос, что эти соединения были уже совсем не те, что раньше, но об этом будет рассказано ниже.

Побудительные мотивы немецкого командования довольно точно сформулировал в своих мемуарах тогдашний командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Э. фон Манштейн. Он писал: «Весной 1943 г. никто не мог сказать, начнут ли Советы вновь наступать после окончания периода распутицы. Они ведь могли подождать, чтобы усилить свою группировку и посмотреть, когда их союзники действительно откроют второй фронт на континенте. Такая стратегия выжидания не исключала проведения ряда ударов небольшими силами, чтобы сохранить свой престиж и предотвратить оттягивание немецких сил с востока. Для немцев это было бы самым неприятным. Но это могло привести к тому, что мы, бездеятельно ожидая в обороне, должны были бы потом вести войну на два фронта против сильных противников. По этой причине чистая оборона, нечто вроде позиционной войны, для нас была неприемлема.

Вторым соображением, говорившим против применения чисто оборонительной тактики, был тот простой факт, что нам не хватало для этого имеющихся на востоке дивизий. Фронт от Черного моря до Ледовитого океана был слишком велик для того, чтобы мы могли создать на нем прочную оборону, и меньше всего в полосе группы «Юг», которая должна была оборонять тогда 32 дивизиями фронт от Таганрога на Черном море до района юго-восточнее Сум, составлявший около 760 км.

Соотношение сил позволяло Советам, в случае если бы мы ограничились чистой обороной, проводить наступление на различных участках Восточного фронта превосходящими силами и прорывать наш фронт. В результате этого противник добился бы или окружения стабильных участков фронта, или нашего отступления. 1944 г. дал достаточно примеров того, к чему приводила нас попытка удерживать неподвижный фронт.

Следовательно, мы не могли ограничиться только чистой обороной! Наоборот, мы должны были — пусть даже и в рамках стратегической обороны — привести в действие факторы, которые давали нам преимущество перед противником: более искусное руководство войсками, высокие боевые качества войск, большую подвижность наших войск (особенно летом)»[42].

Влепив противнику звонкую оплеуху под Харьковом, немецкое командование вполне могло рассчитывать на перехват стратегической инициативы. Крупный успех на Востоке позволял надеяться на перелом в уже казавшейся бесконечной войне. Надеяться можно было если не на победу, то, по крайней мере, на удовлетворительные условия перемирия. Первые наброски амбициозного плана появились еще в разгар боев за Харьков. 13 марта 1943 г. А. Гитлер подписал оперативный приказ № 5, в котором указывалось:

«Следует ожидать, что русские после окончания зимы и весенней распутицы, создав запасы материальных средств и пополнив частично свои соединения людьми, возобновят наступление. Поэтому наша задача состоит в том, чтобы по возможности упредить их в наступлении в отдельных местах с целью навязать хотя бы на одном из участков фронта свою волю, как это в настоящее время имеет место на фронте группы армий «Юг». На остальных участках задача сводится к обескровливанию наступающего противника. Здесь мы заблаговременно должны создать прочную оборону».

Как мы видим, оперативный приказ Гитлера во многом созвучен вышеприведенным рассуждениям Манштейна. Описывая ситуацию апостериори, Манштейн сомневается в переходе Красной армии в наступление. Гитлер в марте 1943 г., напротив, нисколько не сомневается в наступательной стратегии противника и указывает на необходимость упредить удары Красной армии. Также Манштейн, обосновывая наступательную стратегию немецкого командования, обращается к опыту 1944 г. Однако зимняя кампания 1942/43 г. развивалась по катастрофическому для немцев сценарию после перехода к обороне. 14 октября 1942 г. последовал оперативный приказ Гитлера, в котором говорились: «общая задача войск Восточного фронта во время зимы имеет оборонительный характер». Месяц спустя началась советская наступательная операция «Уран» с широко известными и печальными для немцев последствиями.

Таким образом, стратегия немецкого командования была выбрана еще в марте 1943 г. Задачей войск на Восточном фронте было наступление с целью упредить удары противника. Оставалось определиться, где наступать. Курская дуга как цель немецкого наступления появилась тогда же, в марте 1943 г., на волне успехов под Харьковом. Через Курск проходили важные железнодорожные магистрали, кроме того, сам Курский выступ естественным образом являлся удобным плацдармом для наступления во фланг и тыл групп армий «Центр» и «Юг». Поэтому в вышеупомянутом оперативном приказе от 13 марта Гитлер требовал нанесения удара с двух сторон по Курскому выступу. Однако в марте группа армий «Центр» участвовать в крупном наступлении не могла — сказывались потери в ходе отражения «Марса» и оборонительных боев под Орлом. Соединения группы армий «Юг» также были значительно ослаблены. Поэтому план срезания выступа ударами двух групп армий был отложен на неопределенный срок.