Наблюдая за основными силами пришлой банды и за их первоначальной схваткой с остатками банды местной, я не забывал посматривать и в сторону, куда удалились двое. Они шли целенаправленно к хребту, а вовсе не к башне. Правда, с тепловизором мне сложно было определить, имеют ли они возможность срезать путь, поскольку тепловизор показывает свечение только биологически активных тел и вообще места, где воздух значительно теплее окружающего. Скорее всего, бандиты намеревались свернуть в сторону башни уже под самым основанием хребта. А может быть, просто плохо знали местность, и сам крутой подъем должен был служить им ориентиром.

Я опустил бинокль и выключил тепловизор.

— Почему меня никто не спрашивает, что сказал начальник штаба? — высказал я удивление.

— Чтобы под стреляющую руку разговор не заводить, — ответил Варламов.

— Я уже не стреляю и могу объяснить. Две новости для вас. Первая. Наш взвод бегом движется нам на выручку. Хочется надеяться, что никто в темноте ноги не переломает. У старшего прапорщика Василенко есть в запасе тактические фонари. Выделит. Наша задача — продержаться до прихода взвода или победить до этого же момента. Если не попытаемся сделать второе, не получится и первое. Про взвод — это сообщение майора Вохминцева. Вторая новость. От банды отделились два человека, и заходят под основание хребта, чтобы оттуда подойти к нам вплотную. Их задача примерно такая же, как и у нашего немца.

— А я еще думал, что же Рифатов сразу пару человек так не послал? — сказал Константин. — Сплоховал. Для нас же это «мертвая зона».

— Я тоже об этом думал, — сознался младший сержант Скворечня.

Немец в это время проснулся внизу и что-то замычал. Наверное, замерз и сильно боится насморка.

— А вот Магомед Магометов не стал думать, а сделал, — сказал я. — И потому я вас на время оставлю и пойду навстречу им. Они меня не видят, а я буду их видеть. В этом мое преимущество. Вы же следите за событиями впереди. Там уже бой разворачивается.

— Может, еще рано? Может, подпустим их ближе и у башни втроем встретим? — предложил Скворечня.

Я понимал его чувства. Самому действовать всегда проще, чем ждать, когда кто-то другой, подчиненный или командир, выполнит действия. Я даже слышал, что тренеры, наблюдая за выступлениями своих воспитанников-спортсменов, порой получают инфаркт, но его никогда не получает сам спортсмен.

— На это нам времени не отпущено. Скоро начнет светать. Потому и иду, пока еще темно, пока еще у меня такое значительное преимущество, как тепловизор в руках. Вы, если что, и пострелять можете, и по паре гранат послать. Парней Рифатова лучше не накрывать, пока они на нашей стороне воюют. А наступающих угостить можно. Все. Я пошел…

* * *

Хорошо, что я когда-то старательно изучал немецкий язык. Мне мама помогала. Она немецкий в школе преподавала, и я владеть им начал еще до того, как начал предполагать, что он мне хоть когда-то может пригодиться.

Я спустился на первый этаж и хотел уже выйти из башни, когда замычал Гюнтер Сомме. Я остановился.

— Что вы хотите, господин Сомме? — спросил я по-немецки.

— Что с эмиром Такыем?

— Убит, кажется.

— А кто стреляет?

— От вашей банды два человека остались. Но там другая банда подошла. Эмир Магомед Магометов, брат Бексолтана Магометова, которого Рифатов убил. Он сейчас этих двоих добьет.

— Магометов потом сюда придет.

— Рифатов тоже хотел сюда прийти. Мы не пустили. Не пустим и Магометова. Как себя чувствуешь, умирать еще не надумал?

— Хреново, — вдруг по-русски ответил господин Сомме. — Я покажу базу, только вызовите мне врача. Я очень плохо себя чувствую.

— Врача вызвать возможности не имею. А боль снять — это в моих силах. Скворечня!

— Я! — отозвался сверху младший сержант.

— У тебя промедол есть?

— Три шприц-тюбика в аптечке.

— Помоги господину Сомме. Ему очень плохо. Но он обещал базу показать.

— Понял, товарищ старший лейтенант.

Я вышел из башни…

* * *

Как всегда, самая густая темнота наступает перед рассветом. Но темнота эта, уже пришедшая, смягчалась чистым снегом. Снег падал и падал, но еще не покрыл землю слоем, в котором будут вязнуть ноги, и потому я легко и даже стремительно побежал в сторону подножия хребта, на бегу дважды включая тепловизор и прикладывая бинокль к глазам, чтобы найти своих оппонентов. Они двигались, как я и предполагал, в нашу сторону, но, чтобы не заблудиться, шли вдоль склона. Я сблизился с ними на полсотни шагов. Можно было бы и ближе подойти, но неизвестно, были ли дальше россыпи больших камней, которые удобно использовать в качестве бруствера. Мелких камней было много, они длинными языками сползали со склона на протяжении многих лет и даже, наверное, веков. А крупные камни попались мне только во второй раз за всю пройденную нами дистанцию, и я занял позицию там.

Дважды я смотрел в бинокль, чтобы убедиться, что бандиты не пройдут мимо меня. Вообще-то они и шли мимо, но маршрут их пролегал ниже в десяти метрах. А десятиметровая дистанция в данном случае — идеальная. Предел видимости в снегопад и в предрассветную тьму — пятнадцать метров. Десять метров — это стопроцентное уничтожение одного бандита и перекрытие пути отступления второму, потому что я успеваю дать и вторую очередь.

Бандиты вышли из темноты. Один нес тяжелый рюкзак. Второй шел налегке. Нетрудно было догадаться, что это сапер со своим помощником, который носит взрывные устройства саперу. Гюнтеру было сложнее — он свои взрывные устройства таскал сам. Я пожалел старинную башню. Простояла невесть сколько лет, может быть с девятнадцатого, а то и с восемнадцатого века здесь высится, и только за одну-единственную ночь — уже вторая попытка взорвать башню. Даже я, не имеющий никакого отношения к древней культуре горского народа, более бережно к этим строениям отношусь. А бандиты — им ничего, как и никого, не жалко. Они не умеют жалеть. Тогда и я их жалеть не должен.

Выждав, когда они перешагнут через воображаемую мною линию, за которой увидеть периферийным зрением мои движения уже не смогут, я поднял автомат и поймал в прицел затылок бандита с рюкзаком. Выстрел был одиночным, но его было достаточно, чтобы бандит полетел лицом вперед. А второй несуразно подпрыгнул от испуга и тут же упал на колени, оглядываясь и ища взглядом то ли камень, за который можно спрятаться, то ли стрелка, который оставил его в одиночестве.

— Бросай оружие! — спокойно, но твердо посоветовал я. — На счет три — стреляю…

Сапер не стал ждать даже счета «один» и подальше отшвырнул от себя автомат.

— Пистолет… — потребовал я.

— Нет пистолет… — ответил он.

По короткой фразе трудно определить акцент. Но мне показалось, что акцент совсем не кавказский, да и произношение было иностранное. Сразу подумалось, что наемники в саперы стаями подаются.