Не вызывает сомнений, что, находясь в Иерусалиме, Павел и Варнава бывали на общих сходках Апостольской церкви, которые проходили в доме некоей Марии, матери Марка. О Марии нам известно, что она состояла в родственных связях с Варнавой, он приходился Марку двоюродным братом, — а также то, что дом ее был достаточно большим и зажиточным. Выйдя из тюрьмы, Петр сразу направился сюда, чтобы сообщить о своем освобождении. Девочка-рабыня по имени Рода была вначале так взволнована, что даже не могла открыть ворота. Услышав издалека голос Петра, она впала в радость и замешательство. Этот эпизод — один из самых ярких и живых во всех Писаниях.

Иоанн Марк является автором Евангелия от Марка. В то время, когда Павел объявился в их доме, Марк был совсем еще юным, но позже он стал спутником и секретарем Петра. И неудивительно, что в основу Евангелия от Марка легли личные воспоминания его учителя. Именно этим большинство ученых объясняют особую атмосферу достоверности, которая отличает данное Евангелие.

Мне видится чрезвычайно важным тот факт, что родной дом Марка располагался в Иерусалиме. В связи с этим возникает весьма интересный вопрос: а не являлся ли дом Марии тем самым домом, где проходила Тайная Вечеря? В Евангелии от Марка мы находим некоторые подробности, которые могут служить косвенным подтверждением данной гипотезы. В сцене ареста Христа, случившегося в Гефсиманском саду, есть один любопытный и явно «посторонний» эпизод, который отсутствует во всех остальных евангелиях. Я имею в виду рассказ о том, как солдаты натолкнулись на ночной улице на молодого человека, который шел, обернувшись в льняное покрывало. Когда солдаты попытались задержать юношу, он выскользнул из их рук и бежал нагим, оставив свое покрывало.

Почему бы не предположить, что этот молодой человек был Марк? Представьте себе, как в ночь Тайной вечери он просыпается в материнском доме и испытывает гнетущую тревогу. Юноша чувствует, что на Масличной горе должно произойти нечто страшное и потому, когда Христос с учениками покидают дом Марии, он поднимается с постели и, замотавшись в льняную простыню, тайно следует за ними в Кедронскую долину.

Если наши предположения верны и все происходило именно так, то иерусалимский дом Марии должен стать священным местом для всех верующих. Ведь в этом доме — ни много ни мало — зародился ритуал святого причастия!

Итак, Павел и Варнава вернулись в Сирию в сопровождении юного Марка. В одну из ночей, когда пророки и учителя молились в маленькой антиохийской церкви, на них снизошел Святой Дух, который повелел:

«Отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их. Тогда они, совершивши пост и молитву и возложивши на них руки, отпустили их. Сии, бывши посланы Духом Святым, пришли в Селевкию, а оттуда отплыли в Кипр»[14].

Обратите внимание, это очень важный момент: христианство совершило первый смелый шаг в окружающий мир.

9

Первая моя попытка добраться до Селевкии окончилась неудачно. В двух милях от Антиохии меня задержал паводок. Мой водитель, араб из Сирии, совершил ошибку и проехал дальше, чем нужно. В результате наша машина безнадежно застряла в жидкой грязи, и мы — перепачканные с ног до головы — вынуждены были обратиться за помощью к трудившемуся неподалеку пахарю. Снизойдя к нашим отчаянным просьбам, он выпряг волов из плуга и вытащил наш несчастный автомобиль.

После этого целую ночь лил дождь, и все дафнийцы в один голос заявили мне, что снова отправляться в подобную поездку — сущее безумие. Не поверив их разумным доводам, я решил снова попытать счастья — на сей раз верхом, в надежде, что конь сумеет вброд перейти разлившиеся потоки. И действительно, начали мы довольно бодро, но затем дорогу нам преградил приток Оронта — обычно узкий и маловодный, но теперь вздувшийся и ставший непроходимым. Понукая заупрямившегося коня, я заставил его сделать первый шаг, и несчастное животное сразу увязло по самые бабки. Бросив унылый взгляд на взбесившийся поток, я вынужден был отступить. Несколько дней спустя я предпринял третью попытку и на этот раз преуспел.

Мы выехали ранним солнечным утром. Шофером моим оказался сирийский щеголь в кокетливой феске и начищенных ботинках. Про себя я злорадно ухмылялся, предвкушая, во что обратится это великолепие после нескольких часов пути. Однако, к великому моему удивлению, поездка прошла без особых приключений, если не считать, конечно, за приключение то, что мы дважды заблудились, ибо водитель дороги не знал, а расспрашивать местных жителей высокомерно отказывался. В конце концов мы все же добрались до чудесного уголка Сирии, где мужчины и женщины до сих пор носят красочные национальные костюмы в качестве повседневной одежды. Я собственными глазами видел старика, обряженного в плиссированные синие шаровары и расшитый жакет темно-шафранного цвета. Ансамбль довершала малиновая феска. Женщины здесь разгуливали в длинных юбках, красных или зеленых. Лица их были открыты, а во всех движениях сквозила природная грация.

Горы в этой части Сирии суровы и лишены растительности, зато долины утопают в густой зелени виноградников, абрикосовых и тутовых деревьев. Склоны холмов покрыты ковром нарциссов, в низинах пламенеют кусты олеандра. В голубом безоблачном небе парят ястребы, зорко высматривающие добычу на горных перевалах.

Мы подъехали к живописному заливу, на берегу которого высится остроконечный пик Кассиуса. Развалины селевкийского порта расположены на северном полукружье залива.

Дорога, по которой мы ехали, постепенно сужалась, пока не превратилась в тропу. Время от времени ее пересекал ирригационный канал. Моему водителю, очевидно, было в новинку ездить по такой пересеченной местности. Всякий раз, когда мы натыкались на подобную преграду, он громко взывал к милости Аллаха, выходил из машины для проведения подробной рекогносцировки и лишь после этого неохотно пускался в дальнейший путь. Честно говоря, это мне изрядно надоело, и я вздохнул с облегчением, когда дорогу преградил широкий ручей, и стало ясно, что дальше проехать не удастся. С легким сердцем я покинул машину и пошел пешком.

До развалин Селевкии оставалось еще около мили. Во времена Павла это был один из самых известных портов мира. Беда в том, что он не слишком подходил Антиохии. Город был выстроен на вершине горы, которая отвесно обрывалась в море; в то же время сам порт располагался на равнине у подножия горы. И хотя не одно поколение императоров вкладывало деньги в усовершенствование и укрупнение порта, однако неудачное расположение сводило все их усилия на нет. Это место более напоминало сирийский Гибралтар, нежели крупный торговый порт, — факт, который немало радовал соперничавшие с Антиохией Тир и Сидон.

С другой стороны, в качестве пассажирского порта для Кипра и Малой Азии Селевкия была идеальна. Строки Нового Завета, в которых говорится, что наши миссионеры «пришли в Селевкию», означают, что они прибыли в Верхний город. С высоты в пять тысяч футов в ясную погоду они могли разглядеть далекий остров Кипр, голубой тенью лежавший на горизонте.

По дороге к развалинам я любовался ослепительно голубым морем и золотыми горами, видневшимися сквозь ажурную листву фиговых и тутовых деревьев. Возле колодца стояла группа местных женщин, они прервали свою беседу и уставились на меня так, будто я был призраком.