Обогнул повозку и взялся руками за тяжелый дубовый засов. Поднатужился, ибо Арни загнал его с силой, и вытащил из пазов. Толкнул дверь и был тут же встречен отчаянным воплем:

— Ваша милость! Помилуйте!

В ноги бросился трактирщик, норовя то ли обнять, то ли облизать сапоги, рыдая во весь голос.

Никитин небрежно его отпихнул, соблюдая осторожность — крыса, загнанная в угол, может сильно покусать. И неизвестно, на самом ли деле так испуган хозяин или лицедействует, подгадывая удобный момент, чтобы вцепиться в глотку. Он бы его зарезал еще полчаса назад без жалости, но сейчас в голове забрезжил новый план.

— Неужто ты думал, мерзавец, что орден не узнает?! Как опоили рыцаря Зарембу здесь и выдали Сартскому!

— Ваша милость! Я маленький человек! Меня принудили, я не мог ослушаться пана!

— Теперь я тебя судить буду! Я, Андреас фон Верт, командор ордена Святого Креста!

— Матка Бозка! Вы фон Верт?!

В диком ужасе трактирщик отпрыгнул в угол и стал лихорадочно креститься, словно отгонял от себя наваждение.

Классик на эдакой сцене сразу бы сюжет написал, типа «второго пришествия командора». Все же репутация, пусть чужая, великое дело — сразу уйму проблем решает.

Особенно такая, от которой у собеседника зубы лязгают, как кастаньеты, волосы встают дыбом, а глаза мгновенно превращаются в рачьи.

— Замри, пес! А то убью!

От ледяного голоса командора трактирщик в одну секунду потерял голос, даже дышать перестал, только все его тело мелко дрожало от еле сдерживаемого ужаса. И Андрей еще раз убедился, что его «визави» был хорошо известен двадцать лет назад, если одно только его имя могло вогнать в страх не только шельму-трактирщика, но и кастеляна.

— Слушай меня внимательно, повторять не буду! С этого дня ты верой и правдой служишь ордену Святого Креста! Будешь его ушами, со всеми своими потрохами. И обо всем, что против нас будет затеяно, немедленно доносить. Или умрешь!

— Нет, не надо! Я буду верно служить ордену Святого Креста, ваша милость!

«Так, клиент уже дошел до нужной кондиции. Великое дело — репутация. А теперь, раз он духом воспрянул, его надо по-новому с головой в дерьмо окунуть!» — мысленно хмыкнул Никитин и начал говорить ледяным голосом ожившего монстра:

— А за обиду ордену ты сейчас заплатишь полностью, или мой меч, твоя голова с плеч! — Андрей осекся, следовало назвать сумму, а он не знал здешних расценок за такие преступления.

— Ваша милость, я маленький человек! Мне пан Сартский приказал, я не мог ослушаться! Он страшный пан, немилосердный. Меня бы замучили, запытали бы насмерть…

— Заткнись!

Никитин навис с грозным видом, и трактирщик тут же замолчал, мелко дрожа и лязгая зубами от страха.

— Триста злотых с тебя, тварь!

— Что?!!

Купец от изумления даже дрожать перестал. Его глаза еще раз чуть ли не вылезли из орбит.

— Это ж сто марок серебром?! Где я такую уйму деньжищ достану? Да весь мой двор столько не стоит, ваша милость!

— Хорошо, — таким медовым голосом проговорил Андрей, что у трактирщика волосы вновь стали дыбом, ибо переход в поведении командора, жестокого в прошлом до жути, был настолько разителен, что от него ничего хорошего ожидать просто невозможно. — Я тогда возьму виру кровью, а этот вертеп сожгу! Чтоб все знали, как наш орден за обиду наказывает! А тебя на кусочки изрублю, чтоб подольше помучился, сволочь!

Андрей медленно поднял длинный меч над головой, а хозяин вскинул руки, будто они могли стать преградой для острой стали, и пронзительно завопил:

— Не надо меня убивать, ваша милость! Пощади, ради господа! Я заплачу! Все заплачу!

— И оружие все отдашь! Мне сказали, что у тебя здесь пять арбалетов и три лука…

— Только три арбалета, ваша милость! — взвыл трактирщик. — А боевых луков отродясь не было. Нельзя их держать, да и…

— Хорошо, — отрезал Андрей, и трактирщик мгновенно заткнулся.

— А теперь слушай меня внимательно. Ты будешь сообщать в Бялу Гуру про всех тех, кто замыслил худое против ордена. Особенно дела своего пана. Знаешь же про них много?! Так ведь?!

Трактирщик энергично закивал головой, как китайский болванчик, коего Андрей заводил ключиком в детстве.

— Сейчас мне все и расскажешь! Но честно, не вздумай врать, ложь я сразу распознаю. Есть у меня один восточный амулет…

«Подпустить тумана неплохо, он сейчас в таком состоянии, что поверит во многое. Но пока я кнутом работал, теперь надобно и кусочек пряника ему дать, чтоб духом воспрянул. А потом снова кнутом огреть, чтоб не расслаблялся, собака».

— К тебе придет мой человек и скажет как бы невзначай: «Здесь продается славянский шкаф?» — Андрей внутри себя хмыкнул. — Ответишь, что давно продан, но через месяц будет другой. Тогда он попросит подождать с продажей на две недели. Понятно?

— Да, ваша милость!

— Если будет что-то срочное сообщить, то отсылай своего человека к Белой Горе, пусть скажет от кого и слова тайные мне передаст: «Слоны идут на юг». Понял?

— Я запомнил, ваша милость, все сделаю!

— Молодец, птица-говорун, отличаешься умом и сообразительностью. А потому сотню злотых виры я тебе прощаю…

Трактирщик выпучил от удивления глаза и непроизвольно, от чудовищного облегчения, выпустил из себя газы.

Андрей усмехнулся, вспомнив изречение Карла Маркса, что ради трехсот процентов прибыли буржуа пойдет на любое преступление. Алчность хороший инструмент, если ее правильно использовать.

— Если будешь служить честно и новости того будут стоить, то каждый год будешь получать по сто злотых. Но только если новости будут действительно важными!

— Да я… Да я… Все сделаю, ваша милость. — Трактирщик только хлопал ртом как рыба, щеки покрылись румянцем. — Пан Сартский такое задумал, он же войной на орден скоро пойдет. Я вам сейчас все расскажу…

— Ты прям как древнерусский богатырь, товарищ майор, — пробормотал под нос Андрей и оглядел себя еще раз.

Его внешний вид сильно преобразился. В сундуках трактирщика нашлась весьма приличная одежда, такая, что и командору ордена надеть ее было не зазорно. Новая, ненадеванная — после вонючей и затхлой рвани она казалась царским облачением.

Кольчуга из мелких колец, содранный с кастеляна законный трофей, удобно облегала тело, поверх была нацеплена кираса. Это железо давило на него не меньше, чем привычный в том времени бронежилет.

Вот только насчет защитных функций Никитин сильно сомневался — от касательного удара железная рубашка, может, и защитит, но прямой тык меча или копья окажется для его здоровья фатальным. Как и точное попадание арбалетного болта. Это страшное оружие, недаром церковь его запрещала.