«Вот наглядный пример ущербности деспотии, — размышлял я, сидя на одной из скамеек, тянувшихся вдоль широкой парковой аллеи. — Любой деспотии, даже самой просвещённой и благожелательной к своим гражданам. Всё-таки прав был Падма, безусловно прав, не желая совмещать функции монарха и главы правительства. Отсюда один шаг к авторитаризму, который подавляет личность, лишает людей права жить своим умом и самостоятельно принимать решения, превращает народ в безликую толпу, послушно следующую за своим поводырём…»

На Новороссии мы находились уже седьмой день. Позавчера, в понедельник, Анн-Мари была зачислена в штат телекомпании, где работал Руслан Кузнецов, а Рашель впервые отправилась на занятия в местную школу. Дочка была не в восторге от перспективы возвращения в детство, однако понимала, что это необходимо — как из соображений конспирации, так и для выполнения поставленной перед ней и её отрядом задачи.

Что же касается меня, то в ближайшие пару месяцев работа по специальности мне не грозила. Согласно моей легенде, у себя на родине я был лётчиком (что, в принципе, соответствовало истине), но в Государственной канцелярии гражданской авиации, куда я сунулся со своей арранской лицензией, мне дали от ворот поворот. Чиновник, с которым я беседовал, заверил меня, что в связи с резким приростом населения планеты они, конечно, нуждаются в пополнении лётного состава, так как чуть ли не ежедневно открываются всё новые и новые рейсы. Однако прежде мне следует досконально овладеть русским языком, а затем пройти курс переквалификации, чтобы освоиться с принятыми на Новороссии стандартами. Я явно был не первым инопланетным лётчиком, который обращался с предложением своих услуг, потому что на прощание мне вручили диск с английским и испанским переводами Устава гражданской авиации Новороссии, соответствующими терминологическими словарями, а также пропуском на свободное посещение лекций в Николайбургском лётном училище.

Таким образом, я обзавёлся официальным статусом временно безработного, что было отнюдь не лишним, и теперь мог приступить к выполнению своего задания. Самого главного задания, ради которого меня, собственно, и послали сюда. А присматривать за группой агентов-школьников — это так, в нагрузку…

Из-за верхушек деревьев появился лёгкий двухместный флайер, шедший на бреющем полёте. Над аллеей он начал снижаться, быстро замедляя ход, и приземлился на пустующей площадке метрах в двадцати от меня.

Сразу вслед за этим в моём кармане зазвонил телефон. Я достал его и произнёс:

— Да?

— Это я, — последовал лаконичный ответ. — Во флайере.

— Хорошо, иду.

Я встал со скамьи и направился к площадке. Разглядеть, кто находился в кабине, было невозможно из-за того, что все окна были затемнены. Однако страха я не испытывал — а только волнение. Если бы меня хотели схватить, то схватили бы раньше, задействовав в этой операции куда бóльшие силы, чем двое бойцов, могущих разместиться в этом флайере.

На самый крайний случай я располагал одним средством защиты — правда, понятия не имел, как оно работает. В браслет моих наручных часов было вмонтировано некое загадочное устройство, подобного которому не было больше ни у кого — ни у Анн-Мари, ни у Рашели, ни у ребят из её команды. Меня предупредили, что к его помощи следует прибегать лишь в самых безвыходных ситуациях. Также мне сообщили несколько скупых фактов о его действии: а) оно сработает от определённого набора ключевых слов, произнесённых моим голосом, или от нервного спазма — характерного признака воздействия парализующего луча; б) оно защитит меня; в) оно защитит другого человека, которого я буду крепко держать за руку или любой другой обнажённый участок тела — защита распространится на него благодаря биотокам; г) в радиусе нескольких десятков метров произойдут значительные разрушения, которые, однако, не затронут меня и того (или тех), кто вместе со мной будет находится под защитой данного устройства.

Словом, вещица серьёзная. Дома я прятал часы от греха подальше в сейф, но, направляясь куда-либо, всегда надевал их — такова была инструкция командования. Если при этом со мной были Рашель или Анн-Мари, я старался постоянно держать их за руку — а вдруг кто-нибудь, то ли случайно, то ли намеренно, выстрелит в меня из парализатора. Находясь с этими чудо-часиками на людях, я чувствовал себя ходячей бомбой. Ощущение было не из приятных, однако с этим приходилось мириться. Как я уже говорил, помимо руководства группой ребят у меня было ещё одно задание, куда более важное и очень секретное. Другие здешние агенты, посвящённые в суть дела, были психокодированы и не могли ничего выдать на допросе. Ну а мне никак нельзя было попадать в плен…

Я подошёл к флайеру с правой стороны, отворил дверцу и, убедившись, что пассажирское кресло свободно, проскользнул внутрь. Сидевший на водительском месте рыжий альв повернул ко мне свою мохнатую морду и произнёс:

— Ну, здравствуй, Стефан.

— Здравствуй, Григорий, — ответил я. — За тобой никто не следил? Во флайере нет «жучков»?

— Не беспокойся, слежки нет. Я принял все меры предосторожности.

Несколько секунд мы разглядывали друг друга. Вообще-то для меня, как и для большинства современных людей, все альвы были на одно лицо и различались только размерами и окрасом шерсти, однако данный конкретный альв являлся исключением — я узнал бы его при любых обстоятельствах. Семь лет назад судьба свела меня с Григорием Шелестовым, это был первый альв, которого я видел живьём, альв особенный, неповторимый — альв, который любил людей. Он родился в конце XXVI века, когда наши расы жили в мире и дружбе между собой, но в результате аварии корабля он, вместе с Лайфом Сигурдсоном и Мелиссой Гарибальди, провёл почти тысячу лет в гиперпространстве и попал в наше неспокойное время, которое профессор Агаттияр назвал эпохой жестоких и озлобленных подростков.

Шелестов никак не мог смириться с тем фактом, что люди и альвы сейчас находятся по разные стороны баррикад, он был чужд как нам, так и своим соплеменникам. Семь лет назад, когда он улетел на старенькой яхте Сигурдсона, я не рассчитывал больше встретиться с ним. Я был уверен, что Шелестов недолго проживёт, вернувшись к своему народу, но оказалось, что я ошибался. Он не только выжил, но и занялся активной общественной деятельностью, а его партия «Новый путь» с каждым годом приобретала всё большее влияние на политической арене Альвии. В последние месяцы он почти всё своё время проводил на Новороссии, поскольку именно ему, как лучшему специалисту по человеческой расе, правительство Альвийской Федерации поручило координировать материально-техническое обеспечение и социальное обустройство прибывающих на планету переселенцев с Эсперансы, Земли Вершинина и Аррана. Наши агенты, следуя указаниям руководства, неоднократно пытались вступить с ним в контакт, однако Шелестов, хоть и не сдавал их своим соплеменникам, наотрез отказывался от любого сотрудничества.

— А знаешь, — наконец произнёс он, — я ожидал, что рано или поздно ко мне пришлют либо тебя, либо Лайфа. Хотя думал, что скорее это будет Лайф.

— Командование сочло меня более подходящей кандидатурой. С Лайфом тебя связывает дружба, а со мной… ну, вроде как деловые отношения.