— Святой отец, — сказал Корелли, — думаю, нам не стоит терять время на беспокойство об этих деньгах.

— Очень хорошо, — заупрямился Аббат, — в таком случае я не вижу смысла терять время на разговор о нынешнем местопребывании монсеньера Маравильи.

И тут рядом с нами остановился въехавший на стоянку темный фургон. Открылась его боковая дверца, и мы увидели дородного мужчину с телекамерой на плече. Он спрыгнул на заасфальтированную площадку, а следом появился фактически единственный в Америке аналог кардинала Франца Блютшпиллера. Спустя мгновение я услышал знаменитый голос:

— Майк Уоллес, программа «Шестьдесят минут». Вы игнорировали все наши письма и телефонные звонки. Мне бы хотелось спросить вас о серьезных обвинениях в некоторых уголовных…

Майк Уоллес вдруг осекся на полпути из засады, и на лице у него отразился неподдельный страх. Из-за фургона компании Си-би-эс появились четверо здоровенных мужчин. Судя по аксессуарам у них в руках, это были компаньоны господ Корелли и Скарпатти. Уоллес и его помощник невольно уставились в дула пистолетов и автоматов. Я предположил, что это первая засада, в которую угодил сам Уоллес. В кои-то веки он не смог найти нужных слов.

— Все нормально, ребята, — сказал своим телохранителям Корелли. — Это Майк Уоллес. С телевидения.

Телохранители опустили оружие.

— Майк, — сказал Корелли, — право же, не следует так подкрадываться к людям. Они могут это неправильно понять. — Он ухмыльнулся. — К тому же это не очень вежливо.

— Я хотел задать несколько вопросов Аббату, — не совсем уверенно сказал Уоллес.

— Разве это дает вам право вмешиваться? Мы со святыми отцами беседовали. Вам бы понравилось, если бы вы беседовали со священником, а я выскочил из фургона?

Слева от меня мафия, справа от меня «Шестьдесят минут» — именно к такой тихой, наполненной созерцанием жизни я и стремился, когда искал убежища от внешнего мира. Я представил себе вступительный комментарий Уоллеса к репортажу о нас: «В этом странном монастыре нас встретили его настоятель, четверо вооруженных до зубов мужчин и человек, в котором сотрудники органов правопорядка опознали капо, то есть главаря одной…»

— Господа! — сказал Аббат. — Прошу вас! Майк, через минуту я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Но мистер Корелли все-таки приехал первым. Это один из многих набожных паломников, которые приезжают в Кану отовсюду. Он горит желанием купить немного нашего вина для своей жены, миссис Корелли, которая страдает от ишиаса. Разумеется, Майк, мы не претендуем на врачевание…

— А вот по мнению БАТО…

— Майк, прошу вас! Все в свое время. Позвольте мне закончить беседу с мистером Корелли.

С этими словами Аббат проводил Корелли и Скарпатти к их машинам. За ними последовали верные своему долгу телохранители. Несколько минут Аббат с Корелли увлеченно разговаривали. Я увидел, как Корелли черкнул что-то на клочке бумаги и отдал его Аббату. Когда гости расселись по своим седанам, Аббат быстро осенил их на прощанье крестным знамением.

Энергично потирая руки, он вернулся к нам:

— Какие только паломники к нам ни приезжают — представители всех слоев общества!

— Например, бандиты? — спросил Уоллес, стоя перед включенной камерой.

Аббат блаженно улыбнулся:

— Не нам судить, Майк. Разве Господь наш кого-нибудь прогнал? Мы призваны служить всем, кто приходит сюда в поисках утешения, — королям и нищим, праведникам и грешникам, — даже журналистам.

— Святой отец, Бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия проводит в отношении вашего монастыря расследование по ряду очень серьезных обвинений. Вас обвиняют в том, что вы сбываете чужое вино, выдавая его за свое. Берете у людей деньги и не выполняете их заказы. И одновременно делаете явно противозаконные заявления о том, что ваше вино излечивает от болезней. Как вы возразите на эти обвинения? Что здесь происходит?

— Майк, вы задаете отличные вопросы! — сказал Аббат, продолжая безмятежно улыбаться. Я вдруг понял, что уже видел эту улыбку — на видеозаписи, которую нам показывал Аббат. Это была обезоруживающая улыбка Дипака Чопры, доктора медицины. — И мы с превеликим удовольствием на них ответим. Майк, у нас в Кане действительно есть одна проблема. После того, как посредством вашего родного телевидения мы обратились к людям с проповедью надежды, доброго здравия и исцеления, нас ошеломил широкий отклик. Столь многие люди бесплатно звонят нам — по телефону ВОСЕМЬСОТ-ПЕЙ-КАНУ, — что наш небольшой монастырь уже завален заказами.

— Постойте, вы хотите сказать…

— Именно! Я хочу сказать, что если они прямо сейчас не поднимут трубку и не наберут номер ВОСЕМЬСОТ-ПЕЙ-КАНУ, то, возможно, опоздают заказать наше чудесное вино. Ибо столь многие люди за стенами этого монастыря жаждут недорогого крепкого вина, которое не только прекрасно подходит практически к любому блюду, но и вызывает ощущение…

— Послушайте, вы хотите сказать, что люди заплатили вам, а вы до сих пор не…

— Именно, Майк. Я хочу сказать, что нужда в надежде, добром здравии и исцелении столь велика, что нашей немногочисленной монашеской общине лишь с огромным трудом удается удовлетворять спрос. А теперь я скажу вам то, чего, вероятно, не следовало бы говорить. Нас уверяют, что мы совершаем очень большую ошибку.

— Вы имеете в виду…

— Именно! Уже в который раз нам говорят: повышайте цены! Но мы не будем этого делать, Майк. Если кто-то за стенами этого монастыря страдает, пусть он возьмет на себя труд просто набрать номер ВОСЕМЬСОТ-ПЕЙ-КАНУ…

— Стоп! — сказал своему оператору Майк Уоллес. — Выключи камеру. — Он с отвращением замахал руками. — Да выключи же наконец!

Аббат улыбнулся ему:

— Именно, Майк!

— Послушайте, святой отец, я приехал сюда не для того, чтобы делать вашу очередную информационно-рекламную передачу.

— Неужели? А ведь у вас это неплохо получалось. Займитесь рекламой, в этом деле у вас прекрасное будущее. Надеюсь, материал скоро покажут?

— Собственно говоря, наш репортаж должен выйти в эфир в ближайшее воскресенье.

Мне показалось, что по безмятежному лицу Аббата пробежала тень панического страха. Но он мужественно продолжал улыбаться.

— Ага, — сказал он, — хорошо. Это… хорошо.

— К вашему сведению, мы намерены рассказать об этих обвинениях. Я приехал, чтобы предоставить вам возможность их опровергнуть. Можно нам снова включить камеру?

— Минутку, — сказал Аббат. — Дело вот в чем. У нас возникли кое-какие производственные проблемы. Это главная причина всех недоразумений. Разговоры о врачевании, об этикетках можно истолковывать по-разному, и я уверен, что БАТО в конце концов откажется от этих обвинений, ведь в пятницу мы начинаем отправлять продукцию. Это дело решенное. Мы уже предложили им при этом присутствовать. Я и вас приглашаю. Приезжайте посмотреть, как будут сходить с конвейера бутылки, и тогда я отвечу на все ваши вопросы. — Блаженная улыбка исчезла. — Очевидно, Майк, необходимо сначала не спеша установить все факты, а уж потом решать, стоит ли выпускать в эфир репортаж, который вызовет раздражение у сотни миллионов католиков. — Счастливая улыбка появилась вновь. — Или у наших адвокатов.