Несколько бесконечно долгих минут он просто сидел и пристально смотрел на ее чудесные перси, которые вздымались в такт дыханию. Потом бережно уложил ее на спину между подушек и начал покрывать тело нежными поцелуями. Его губы прикасались к ней легко и быстро.

— Я всего лишь смертный, богиня, — тихо произнес он. — Смертный, которому отмерена короткая жизнь. Да, мне удалось ненадолго перехитрить бога богов, сияющего Ра… У меня никогда не было времени, чтобы как следует любить красивую женщину. Но здесь, в твоих благоухающих покоях, я задержусь и буду обожать тебя, пока не наступит час нашего расставания.

Его губы снова принялись ласкать ее тело. На этот раз они двигались медленно и чувственно, своей лаской раздувая внутри нее пламя желания.

Она не сопротивлялась — этот красивый, как сон, юноша сейчас принадлежал ей. Пусть ненадолго, но он принадлежит только ей. Его губы, руки, его страстные речи — все это соединялось в желании покорить ее.

Кто знает победителя там, на ристалище? Кто кого покоряет сейчас? Та-Исет вспомнила, как горели его глаза, когда он помогал ей сойти с колесницы. Был то первый миг их любви или просто юный смертный, ставший бессмертным, выбрал, с кем ему провести небольшую часть своей бесконечной жизни?

— Забавно… Имхотеп был богом, покровителем врачевателей… Почему же здесь он называет себя смертным?

И неведомый голос, пустой и безжизненный, ответил Мерабу:

— Таково было его наказание. Приди сюда и узнай…

Юноша встрепенулся.

— Ты слышал, Алим? Слышал?

— Что я должен был услышать, юноша?

— Мне отвечал кто-то неведомый, невидимый.

— Тебе показалось, мой друг. Или, быть может, вновь ожила в твоем воображении древняя история.

— О нет, здесь что-то не так…

Глаза юноши вновь опустились к строкам.

Та-Исет посмотрела на Имхотепа и сказала просто:

— Люби меня!

Изумленный, он взглянул на нее и, когда она повторила эти два слова, застонал, словно умирающий от голода человек, которого пригласили на роскошный пир. Имхотеп мог бы поклясться, что его руки дрожали, когда он помогал Та-Исет освобождаться от тяжелого одеяния. Он пристально и страстно смотрел на нее, а его руки уже пробегали по ее шелковистой коже вверх, чтобы охватить большие груди, потом скользили вниз, по бедрам… Его пальцы вначале нерешительно, а потом все более уверенно с нежностью проникали в ее заветную сокровищницу. Она еще не была по-настоящему подготовлена, когда его черноволосая голова быстро опустилась к ее бедрам и он языком коснулся крошечного потаенного чувственного бутона ее женственности.

Та-Исет судорожно вздохнула, но его пальцы мягко раздвинули створки ее сокрытой раковины, и его языкпринялся искусно ласкать ее, исторгая из души девушки поток пламени. Она поняла, что ей уже все равно. Так или иначе, на какое-то время она стала желанной для этого человека, поэтому, ни о чем не беспокоясь, Та-Исет позволила себе погрузиться в вихрь приятных ощущений, которые Имхотеп возбуждал в ее теле.

Он был невероятно выносливым любовником и очень удивлял своей способностью к такой чувствительности и нежности. Его алчущие губы внесли смятение в ее чувства, когда он необыкновенно бережно сосал этот крошечный лакомый кусочек ее нежной плоти. Из глубин души поднялась жаркая волна, и она вскрикнула, все еще испытывая какой-то неопределенный страх перед чувствами, которые этому человеку удалось пробудить в ней.

Имхотеп понял это, поправил спутанную прядь волос у нее на лбу и нежно поцеловал.

— Ты так прекрасна в своей страсти, — тихо сказал он.

— Люби меня! — вновь повторила Та-Исет дрожащим голосом и, повернувшись, прильнула к нему всем телом.

Он мгновенно, словно защищая, заключил ее в объятия своих сильных рук и тихо произнес:

— Здесь, в уединении твоей опочивальни, моя душа смягчается. Я знаю, что волную твои чувства, богиня, но знаешь ли, как волнуешь мои чувства ты? Со мной такого еще никогда не бывало прежде. Не думаю, что когда-нибудь смогу насытиться тобой…

И вновь услышал Мераб голос, лишенный всяких чувств:

— Страстолюбец… Приди же сюда, Мераб, и узнай…

Мераб воскликнул:

— Кто ты, почему зовешь меня из глубины книжных страниц?

Но ответом было молчание, даже Алим не произнес ни звука.

Мераб опустил глаза к книге. Ему уже не так интересно было то, о чем рассказывали ее страницы: он хотел, чтобы тот неведомый голос вновь напомнил о себе. Однако повествование увлекало, ибо трудно молодому мужчине не увлечься описанием любовной страсти…

Его голос стал хриплым от волнения, и она почувствовала, как его жезл любви, твердый и полный страстного желания, упирается в сочленение ее бедер. Однако он не делал ни единого движения, чтобы силой овладеть ею. Неожиданно Та-Исет поняла, что если смертные любовники владычицы уничтожили ее, то это, несомненно, случилось потому, что она любила их и доверяла им. «Я никогда не полюблю этого смертного и не доверюсь ему, — подумала она. — Но если смогу доставить ему удовольствие, а я — тут нет никаких сомнений — могу доставить необыкновенное удовольствие, тогда, возможно, мне удастся хоть ненадолго одержать верх над моей повелительницей».

Она посмотрела в его лицо с суровыми чертами, освободила руки, привлекла к себе его голову и нежно поцеловала его. Ее мягкие губы почти застенчиво прильнули к его губам.

— Ты прав, смертный, — тихо произнесла она. — Вожделение воистину поглощает. Ты не удивишься, если я скажу, что хочу тебя?

Он взглянул на нее сверху вниз: его темные как ночь глаза искали на ее лице хотя бы слабые следы улыбки. Не найдя, он сказал:

— Нет, меня это не удивит, богиня.

— Люби же меня! — в третий раз прошептала Та-Исет, и ее пышное тело начало возбуждающе двигаться рядом с ним.

Имхотеп не нуждался в дальнейшем поощрении, потому что готов был вот-вот взорваться от желания. Почувствовав, что ее длинные ноги раздвинулись, он вошел глубоко внутрь ее теплого, восхитительно податливого тела. Стон наслаждения сорвался с его плотно сомкнутых губ. Прелестные сильные ноги обхватили его, и в голове промчалась мысль, что это и вправду сама повелительница богинь сошла сюда, в тишину опочивальни, чтобы подарить ему сладчайшее блаженство.

Ее руки двигались по его спине, поглаживая ее, потом принялись ласкать его крепкие бедра. Как приятны были эти прикосновения! Она сама отдалась ему!

Та-Исет быстро осознала воздействие своей дерзости на Имхотепа.

Он возбудился, и возбуждение передалось ей. Вместе они разжигали пламя желания. Их тела страстно извивались. Оба, казалось, были неистощимы.