Пименов еще раз примерился — да, со спаркой в каюту не проникнуть и в коридор скорее всего не пронырнуть. Нужен баллон-одиночка, малой емкости — с ним можно рискнуть пробраться внутрь корпуса; но удастся ли с ним пройти коридор — еще вопрос.

Завибрировал компьютер на кисти, и, бросив на него взгляд, Пименов заторопился наверх.

На поверхности их ждал сюрприз.

Вернее, еще приближаясь к темному пятну днища «Адвенчера», они заметили мельтешение рыбы вокруг лодки и темные пятна, замутнившие воду. Ельцов совета Губатого все же послушал — блевал не в лодку, а аккурат через борт, к вящему восторгу рыбьей мелочи. «Резинку» основательно качало, но не мелкой зыбью, как вчера, а тяжелой, перекатывающейся под поверхностью, как мышцы под кожей, морской волной.

Кормление Ихтиандра архивных дел мастер осуществлял по всем правилам, с подветренной стороны, поэтому Губатый и Изотова поднялись в лодку с наветренной.

— Ну что? — спросил Ельцов голосом, похожим на стон. — Что там?

Он снова был бледен — теперь синяк выделялся еще сильнее и казался бы нарисованным, если бы не опухшая бровь и скула.

— Это «Нота», — Пименов не говорил, а выстукивал ответ зубами, с подвыванием. На ветру — а он был свеж и пах открытым морем — Губатого била крупная дрожь. Заледеневшее на глубине тело трясло, гремели, словно кастаньеты, челюсти, с посиневших губ срывались нечленораздельные слова.

— Я был прав! — произнес Ельцов поневоле трагично и пафосно, попытался торжествующе улыбнуться, но схватился руками за горло и снова свесился за борт.

Изотова, сама дрожавшая, как космонавт на вибростенде, посмотрела на согбенную спину супруга и, силясь улыбнуться сведенными губами, процитировала:

— Не все йогурты одинаково полезны!

С трудом координируя движения, Пименов отцепил лодку от сигнального буя, переступил через ноги страдающего Олега и, рухнув на заднюю банку, дернул шнур стартера. Двигатель довольно заурчал, когда Леха добавил газу, и «Адвенчер», развернувшись, запрыгал к «Тайне», оставляя в густой бирюзовой воде молочно-белый, вспененный след.

На судне качка ощущалась меньше, но «Тайну» все равно колыхало, словно младенца в колыбели — равномерно и плавно, с немаленькой амплитудой. Костюм изнутри был скользким, как рыбья слизь. Губатый с наслаждением содрал его с тела, заставляя себя двигаться в темпе, чтобы мертвенный холод глубин покинул кости как можно быстрее.

Изотова запустила генератор и компрессор для перезарядки баллонов, Ельцова усадили на корме, а Пименов достал из подпалубного ящика трех с половиной литровый баллон, выкрашенный в ярко-желтый цвет. Когда он вернулся на корму, раздетая Изотова яростно вытирала загорелое тело чистым куском ветоши.

— Гадость какая, — прошипела она, снимая силиконовый налет с бедра и поджарого, как у гончей, живота. — Словно меня покрасили!

— Это лучше, чем замерзнуть, — возразил Пименов и присел на корточки рядом с Олегом. — Ты как?

— Пока живой…

— Нужно посоветоваться. Бумаги где? Ну, схемы, план помещений… Ты их на берегу оставил?

— Внизу есть копии, в моей сумке.

— Сам сходишь? Или Ленку попросить?

— Да я схожу, — подключилась Изотова, вытирая грудь и плечи. — Ты посиди.

Ельцов сделал попытку подняться, но получилась она не убедительной.

— Сиди, сиди… — повторила Ленка. — Я слетаю.

И как была голышом, скатилась по трапу вниз и тут же взлетела наверх.

— Зря силикон убрала, — произнес Губатый, открывая папку, — нам скоро вниз. Будешь снова намазываться.

— Значит, снова намажусь, — упрямо сказала Изотова. — Не могу я это терпеть! Все внутри чесаться начинает. Как ты это переносишь, не понимаю!

— Плохо переношу, — сообщил Пименов, разворачивая ксерокопию общего плана «Ноты». — Но готов потерпеть. Мне до сих пор холодно. Если бы не смазка, ты бы внизу и десяти минут не выдержала, уж поверь на слово. А в этот раз ты мне нужна здесь, — он ткнул пальцем в схему, — у корабля. Тут еще холоднее. И тебе, Олег, придется спуститься, но не глубже пятнадцати метров и по моей команде.

— Что ты нашел? — спросил Ельцов спокойно, явно собирая в кулак всю выдержку. Пименов, который знал, что морская болезнь делает из человека натуральную тряпку, удивился ельцовской стойкости.

— Если я не ошибаюсь, то вот это — каюта Чердынцева.

Олег пожал плечами.

— Возможно. Это я же тебе и говорил.

— Давай будем считать, что это так, — нетерпеливо сказала Изотова. Кожа ее блестела под солнцем, как лакированная. Волосы уже высохли и, став жесткими от соленой воды, торчали во все стороны, как у Пеппи Длинный Чулок, только косичек не хватало. — Все равно точно узнаем, только когда залезем внутрь.

— Логично, — согласился Губатый. — Скажем так, ты имел основания предполагать, что это каюта руководителя экспедиции.

Ельцов кивнул. И сглотнул — шумно, с болезненной гримасой. Кадык прокатился по шее вверх-вниз с гулким звуком.

— В акваланге в нее хода нет, — продолжил Пименов, соображая, стоит ли рассказывать про найденную на дне мумию в скафандре. — Ни с кормы, ни с верхних палуб. Узко. Много повреждений. Задраенные перегородки и иллюминаторы. Вот здесь, — он указал место на схеме пальцем, — один иллюминатор открыт. Я заглянул в каюту — видимых преград нет, так что в корабль мы попадаем.

— А дальше? — спросила Изотова.

— Не спеши. Проем иллюминатора узок для аквалангиста с баллонной спаркой за спиной. Туда вообще даже с одним баллоном не пролезешь. Для того чтобы войти, надо снять аппарат, проскользнуть в проем.

— Опять надеть… — подсказал Ельцов.

— В коридоре с ним тоже не развернуться, — возразил Пименов. — Дальше надо использовать малый баллон. Вот этот…

— На сколько в нем воздуха? — Изотова смотрела на маленький желтый баллончик с недоумением.

— На такой глубине? — переспросил Пименов. — До десяти минут. Но мне больше и не надо. Снимаю скубу, спокойно прохожу в каюту, оттуда проникаю в коридор, двигаюсь до двери в каюту Чердынцева, вскрываю ее, открываю иллюминатор, через проем которого ты и передашь мне мои большие баллоны, после чего мы начинаем заниматься сейфом. Если, конечно, он там есть…

— Если это каюта Чердынцева, то сейф там, — сказал Ельцов убежденно. — Если его там нет, надо искать другую каюту.

— Я понимаю, — согласился Губатый легко. — В кормовой части кают всего ничего, найдем, если есть! А если она была в носовой, эта каюта? Ищем нос? А если именно его каюту разорвало пополам и сейф просто выпал и все эти годы медленно погружался в грунт? Ладно, не вешайте носы, концессионеры! Разорвало «Ноту» прямо по машинному отделению. Чего гадать? Сейчас все увидим. И еще одно, Олег! Это, скорее, к тебе, чем к Ленке… Скажи, за эти годы никто не искал «Тайну»?