Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда Лера взялась капризничать:
– Ну, мамуль, раз уж я дома – пожарь картошечки. И оливки давай откроем. И икру. А еще – вина красного выпьем. Для сосудов.
– Вино тебе еще – обойдешься! – цыкнула маман. – Какие там могут быть сосуды в твоем возрасте!
«Что и требовалось доказать! – внутренне усмехнулась Лера. – Предсказуемый у меня мамульчик…»
Лера часто угадывала, как поведет себя родительница. Вот и сегодня: ежу было ясно, что алкоголь мамик зажмет – типа в трезвости дочку воспитывает. Не очень того вина, кстати, и хотелось: все равно у них дома только дрянненькое, московского разлива, «Киндзмараули» имеется. Зато картошку родительница поджарила безропотно и вкусно, полпачки сливочного масла на сковороду вывалила, и оливки на стол метнула, и даже икорку (а говорила ведь, что на выходные хранит) не пожалела.
Ну, а когда на столе такой пир – даже неизменное «Исцеление любовью» по ящику можно вытерпеть.
Лера и взялась деликатесы наворачивать. О фигуре сегодня решила не беспокоиться: в конце концов, у нее стресс, надо ж его заесть? Да и лечиться нужно, раз уж ее такая слабость обуяла. Ну, а диетическое питание выздоровлению не способствует – исцеляться надо доброй порцией белков с углеводами.
…Звонок в дверь раздался на втором икорном бутерброде.
– Кого еще черти?.. – с набитым ртом пробурчала Лера.
К ней самой, москвичке, как она гордилась, до мозга костей, без предварительного звонка сроду не приходили. А вот к мамулику – у той-то корни деревенские – вечно, как снег на голову, сваливались то соседки за солью, то клушки-подружки, душу изливать.
– Пойду, посмотрю, – всполохнулась мама.
– Если Митька – скажи, меня дома нет, – на всякий случай предупредила Лера (вряд ли, конечно, посмеет домой явиться – но вдруг совсем от любви ошалел?).
Маманя торопливо прошла в коридор, прильнула к дверному «глазку» – и тут же от него отпрянула. Схватилась за сердце, выдохнула:
– О, господи! Допрыгалась…
Лера тут же поперхнулась – после таких заявлений любой деликатес колом встанет. Отшвырнула надкушенный бутерброд, тоже ринулась в коридор:
– Кто там, ма?..
– А ты сама посмотри, – зловеще предложила мамуля.
Лера осторожно выглянула в «глазок». Ух, ты ж, блин: менты! Двое. Один – в форме, с мелкими звездочками на погонах, второй – в джинсах, но по глазам видно: тоже полицай. Еще и поглавнее того, кто в кителе. Лицо штатского показалось Лере знакомым – вроде бы он третьего дня в ресторане мелькал, где Соньку убили. Всячески там командовал и распоряжался, а еще один мент – тот, который Леру по поводу Соньки допрашивал, – называл его «товарищ подполковник».
Лера в тот вечер ментов очень просила: чтобы маму не пугали, не звонили ей, про Сонину смерть не рассказывали. Целую легенду сплела, что у родительницы сердце больное и ее нервировать нельзя. На самом деле, конечно, боялась не за маму – за себя. Мамахен и безо всяких убийств на ее модельную карьеру кривится, все охает, что дочку одну в Милан отпускать придется, «неизвестно, – как она говорит, – в какие руки». А уж если узнает, что с подругой случилось – сто пудов, зарубит поездочку на корню…
И ведь обещали менты, что матери ничего говорить не будут. А Леру, если что еще нужно, к себе, в уголовку, вызовут. Ну и вот как они слово держат: домой явились. И маман, ясное дело – хоть сердце-то и здоровое, – тут же побледнела, будто покойник со стажем. Вцепилась в Лерино плечо, засипела придушенным шепотом:
– Что ты натворила?!
– Ничего, – поморщилась Лера. – Пойдем, я тебе все объясню. – И потянула мамулю обратно в кухню.
А дверной звонок – продолжает заливаться. Родительница болезненно скривилась:
– Соседи услышат…
«Что скажет княгиня Марья Алексеевна?» – всплыло у Лерочки из школьного мусора. И она твердо повторила:
– Плевать на соседей. А менты – позвонят и уйдут. Мы их пускать не обязаны.
– Открывайте. Или дверь будем ломать, – раздалось с лестничной площадки.
Мама охнула.
– Понты, – заверила Лера. – Ничего они не сломают. Права не имеют… – Задумалась, вспомнила, объяснила: – Закон такой есть: если поздно, то домой приходить нельзя…Только если с ордером.
Впрочем, уверенности у нее поубавилось. А менты – видно, заслышали, что под дверью шепчутся, – засигналили с новой силой. Звонят, стучат…
– Нет уж, Лера. Я пущу их, – зловеще заявила родительница. – Раз пришли – значит, за дело. И потом: надо же мне знать…
И распахнула дверь.
– Почему не открываем? – тут же напустился на них первый мент – тот, что в форме.
– Извините… – тут же взялась каяться маменька.
– А мы спим уже! – вызывающе взглянула на милиционера Лерочка.
– Сказки мне не рассказывай! – рявкнул форменный – так сурово, что девушка отступила.
– Добрый вечер, Валерия Павловна, Анастасия Семеновна, – вежливо поздоровался второй, тот, что в штатском. – Пожалуйста, не волнуйтесь, ничего страшного не случилось. Нам просто нужно поговорить. Куда можно пройти?
Мамулю – когда услышала, что их обеих не обезличенно, а по имени-отчеству назвали, – едва кондратий не объял. Она потерянно забормотала:
– Вот сюда, в гостиную проходите… на стульчики, в кресло… простите, у нас не убрано…
– Пожалуйста, Анастасия Семеновна, не волнуйтесь, – повторил штатский. – Мы просто зададим вашей дочери пару вопросов. Пройдемте. – Он уверенным шагом двинулся в гостиную.
– Я все вам уже рассказала, – буркнула Лерочка.
– Все – да не совсем, – спокойно парировал штатский, опускаясь в самое удобное, почти что кожаное, кресло.
Мент в кителе присел на стул, Лера с мамой приткнулись на диванчике.
– Скажите, Валерия Павловна, – безупречно вежливо спросил штатский. – Вы верите в черную магию?
– Чего? – опешила Лера.
– В наговор, в порчу, в сглаз?
– Что за бред! – захлопала глазами она.
– Так верите – или нет? – настаивал подполковник.
– Конечно, нет! – пожала плечами девушка.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул штатский. – Тогда попрошу вас кое-что объяснить. И на магию при этом не ссылаться – раз уж, как вы сказали, ее не признаете… – Он сделал паузу.
– Не понимаю я, о чем вы, – твердо заявила Лера.
– О вашей новой подруге. Как вы считаете: почему она всегда оказывается там, где происходит убийство? – спокойно спросил милицейский начальник.
– Что? – пискнула маман.
– Какая… подруга? – растерянно пролепетала Лерочка.
– Ну, как же – какая? Надежда Митрофанова.