Наконец, я получил ответ за подписью Заместителя Секретаря СБ В.Соболева, датированный 7 мая — за два дня до того, как под Ахматом Кадыровым на грозненском стадионе взорвалась бомба. Эту бюрократическую отписку я держал в руках, когда мятежника уже не было в живых. Соболев писал: «В результате совместной работы в Чеченской Республике последовательно стабилизируется обстановка в военной (правоохранительной), общественно-политической, социально-экономической и информационной сферах». Остальное содержание ответа — бюрократический треп.

Предполагая, что убийство президента Чечни доказывает, что трепология в данном вопросе неуместна, что никакой стабилизации в Чечне нет, я написал письмо новому Секретарю СБ И.С. Иванову, где отметил несостоятельность успокоительных реляций. Обстановка якобы «последовательно стабилизируется», «проблемы разрешаются», «противодействие бандформирований снижается», в связи с чем соответствующие функции контртеррористического характера от федерального центра «постепенно переносятся на республиканские органы исполнительной власти». Неужели эта несостоятельная политика будет продолжаться? Неужели непонятно, что принятыми мерами правопорядок, определенный Конституцией РФ и российскими законами, на территории Чечни и в прилегающих к ней местностях, практически не установлен?

Я обратил внимание Иванова на тот факт, что до и во время разгара вооруженной фазы мятежа и военных операций по его подавлению со стороны чеченцев был осуществлен геноцид нечеченского населения. Кто не был физически уничтожен, был разорен, ограблен и изгнан. В Чечне тем самым утвердился расизм в самом зверском, бесчеловечном и кровавом виде. Тем не менее, власть отказывалась признавать этот факт. Сформированные погибшим А.Кадыровым органы исполнительной власти и корпоративные институты принципиально строились на основе этнической сегрегации, допускающей на руководящие должности лиц не по признакам профессионализма, добросовестности, безупречной лояльности и любви к Отечеству, а на началах этнического происхождения, клановости и личной преданности. Это трагически закончилось для самого главы Чечни и стало для него расплатой за русофобию и тупость. Столь же вредна и бесперспективна позиция федерального центра, позволившего под видом амнистии участников незаконных вооруженных формирований провести их широкомасштабную реабилитацию. Не говоря уже о пособниках мятежа, которых в Чечне, по данным генерала Шаманова, было не менее половины населения. Эти считаются реабилитированными от рождения, а после осуждения полковника Юрия Буданова — чуть ли не пострадавшей стороной, которой нужно выплачивать компенсации, собирая средства со всей России. О таких компенсациях договаривался в Чечне глава Минэкономразвития Герман Греф. Между тем, в личной «гвардии» Ахмата Кадырова, которая стала de facto «личной гвардией» его сына, состояли по одним сведениям 3500, по другим более 6000 боевиков, набранных из число активных участников бандформирований.

Я поставил перед главой СБ конкретные вопросы:

1) Действительно ли под видом силовых структур действуют незаконные вооруженные формирования, на которые нет никаких средств воздействия со стороны федеральных органов власти?

2) Какова численность вооруженных местных формирований в Чечне и насколько эта численность соответствует нормативам, принятым в других регионах страны?

3) Каков порядок финансирования подчиненных руководству Чечни вооруженных формирований? Какова доля федеральных средств, оплачивающих деятельность этих формирований?

4) Насколько практика содержания личных местных «гвардий» соответствует действующему в РФ законодательству, и какие действия предпринимаются, чтобы такое соответствие было всеобъемлющим?

5) Сколько с 1999 года было приговоров статьям УК 205 (терроризм), 209 (бандитизм), 210 (организация преступного сообщества, преступной организации), 279 (вооруженный мятеж), 281 (диверсия), 357 (геноцид)?

6) Каковы основания, не позволившие квалифицировать события в Чечне как мятеж?

7) Какие меры предполагаются для пресечения деления населения Чечни на чеченцев и нечеченцев, а в чеченской среде в зависимости от принадлежности к родоплеменным кланам?

Жесткость постановки вопросов вовсе не означала стремления как-то обидеть секретаря Совбеза, хотя и симпатий к нему у меня не было. Мои мотивы состояли лишь в том, что в течение многих лет органы государственной власти проводили в Чечне поразительно недальновидную и неэффективную политику, которая подрывала не только перспективы умиротворения чеченцев, но и основы российской государственности. Все вернулось почти в точности к ситуации 1996 года. Чего же стоят тогда все жертвы двух Чеченских войн?

Ответил мне все тот же генерал Соболев. С присущим ему цинизмом и в духе «не мешайте работать». Ни один мой вопрос не был рассмотрен и не получил ответа. Мне сообщали лишь, что процесс идет, и нужные решения принимаются. А всю прочую информацию я могу «запросить в соответствующих ведомствах».

Я предположил, что это письмо в полстранички — форма личного саботажа г-на Соболева. Ведь не может быть, чтобы в СБ вообще не имели никакой информации, не принимали никаких значимых решений, были не способны ответить на мои вопросы! Кроме того, Соболев подписал ответ как раз накануне вторжения боевиков в Ингушетию, в результате которого погибли около 100 человек, включая работников милиции. Складывалось правило: г-н Соболев писал мне всякие глупости, и они тут же опровергались жизнью. Я отметил это обстоятельство в письме к Иванову, где определил ответы Соболева как проявление цинизма. Я прямо написал: ответы г-на Соболева пахнут кровью и смертью. А также заявил, что эти ответ свидетельствуют о служебном несоответствии и нежелании исполнять закон. У секретаря СБ я потребовал провести служебное расследование и выяснить, каким образом столь бессодержательные и глупые тексты могут исходить от государственной структуры, чей интеллектуальный потенциал призван свидетельствовать о высоком уровне управления государством в целом.

Очередной ответ свидетельствовал о прогрессивной наглости со стороны г-на Соболева, а также о полной несостоятельности СБ РФ. За подписью некоего референта мне сообщалось, что ответы по существу дела мне даны, а депутатский статус не предоставляет мне права направления депутатского запроса ни в Совет Безопасности Российской Федерации, ни в аппарат Совета Безопасности Российской Федерации. Кроме того, этот «отставной козы барабанщик» объяснял мне, что мои обращения рассматриваются исключительно как обращения гражданина. Но поскольку они «не несут новой информации и выдержаны в оскорбительном тоне, решено дальнейшую переписку с Вами считать нецелесообразной».

Бюрократия уцепилась за невнятность законодательства, из которого невозможно понять, что есть депутатский запрос, а что — депутатское обращение. В принципе и то, и то имело один и тот же статус. Но запросы могут, согласно закону, отправляться только по определенному списку. Тем не менее, статус моих обращений недвусмысленно требовал отношения к ним в соответствии со статусом депутата. Определять их как «письма граждан» закон не позволял.

Трудно в такой ситуации не рассвирепеть. Я запросил в соответствии с Ст. 17, п.2 «О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» у главы СБ информацию по следующим пунктам: