Если бы, предположим, какие-нибудь фанаты Че Гевары вдруг решили бы напасть на Сискейп в те грозные времена, то мистер и миссис Фритц просто заперлись бы в хранилище, в котором также были и водопровод, и запасы еды, и позвонили бы оттуда в полицию Палм-Бич, чтобы те отогнали захватчиков. Хранилище в целом очень походило на убежища гражданской обороны, построенные два десятилетия назад.

К счастью, им ни разу не пришлось воспользоваться, но комната была очень полезной: неприступная, с датчиками температуры; в ней хранились меха, ювелирные украшения и вне сезона — лучшее столовое серебро.

И это означало, что ей не нужно вливаться в поток простолюдинов, толпящихся вокруг серых зеркал в банке. Миссис Фритц сейчас стояла перед зеркалом, изучая впечатление, которое она произведет вот в этом платье, с этим ожерельем, этими браслетами, брошью, кольцами и тиарой, и это зеркало не покрывал серый налет, как то, которое в банке. Она была реалисткой и не пыталась ловить взгляды, которые мужчины бросали на нее (так же, как и не пыталась приобрести тридцатилетнего мужа). Она прожила долгую жизнь, много сделала и сама себе нравилась на этом жизненном пути, и если жизнь оставила следы на ее лице и теле, так что теперь? Это была честная, хорошо прожитая жизнь. Ей нечего было скрывать. Удовлетворенная своим сегодняшним видом, миссис Фритц покинула хранилище, заперла его, поднялась на лифте на первый этаж, где ее уже ждал сопровождающий.

Чарльз Ле Гранд был ее обычным спутником — изысканный гей, скорее всего, даже старше ее, одетый в опрятный блейзер с аскотским галстуком и улыбавшийся сквозь свою маленькую козлиную бородку.

Предложив руку, он сказал:

— Ты выглядишь сегодня очаровательно, Хелена.

— Спасибо, Чарльз.

Они прошли через танцевальный зал к машине.

Миссис Фритц одобрительно оглядела ряды арендованных мягких стульев для участников аукциона, поставленных лицом к распорядителю. Номерки каждого гостя уже лежали на сиденье.

Сцена для музыкантов была на месте, столы накрыты дамасскими скатертями, на них стояли тарелки, бокалы и столовое серебро, переносной бар на колесиках, полностью готовый, ожидал бармена, и все было так, как положено.

А усилителей под белыми скатертями она даже не заметила.

Часы на приборной панели «вояжера» показывали 7,21 вечера, когда Лесли въехала на парковку для посетителей больницы «Элмар Ньюман Мемориал» в Снейк-Ривер. Как раз подходящее время.

Посещая Дэниела, Лесли выяснила все, что ей было нужно, о расписании больницы. Было ли это тем, что преступники обычно называют «прощупыванием почвы»?

Она знала, например, что часы посещений заканчиваются в восемь вечера, чтобы было удобно тем, кто работает днем. Также она узнала, что в палате дальше по коридору от Дэниела лежит пожилая женщина по имени Эмили Стадворт, которая, похоже, постоянно пребывала без сознания, и к ней никто не приходил. Кроме того, Лесли выяснила, что персонал сдает смену в шесть вечера.

Лесли заглушила двигатель машины и посмотрела через зеркало на Лоретту.

— Давай, Лоретта. Мы просто зайдем туда, все сделаем и вернемся.

Лоретта уже сидела сзади в инвалидном кресле, которое Лесли взяла в аренду в Риверс-Бич, в магазине медицинских товаров и комплектующих. Упрямое, надутое выражение лица отлично соответствовало ее роли.

Лесли вышла из машины, отодвинула боковую дверь, вытащила помост, аккуратно развернула коляску и помогла Лоретте съехать вниз.

Потом она закрыла дверь, заперла машину и, толкая коляску по парковке, подошла ко входу для инвалидов возле центральных дверей.

Она впервые приехала в больницу после шести вечера, и вероятность того, что в регистратуре вспомнят, что обычно она навещает пациента Дэниела Пармитта, была очень мала. Поэтому она сказала:

— Эмили Стадворт.

Регистратор кивнула и записала это имя в своем журнале.

— Вы родственники?

— Мы ее внучатые племянницы. Лоретта очень хочет увидеть свою тетушку Эмили хотя бы еще раз.

— У вас не так много времени, — предупредила ее регистратор. — Часы посещения заканчиваются в восемь.

— Это ничего, мы ненадолго.

Лесли повезла Лоретту по вестибюлю к лифтам и поднялась на третий этаж.

Медсестры проводили их короткими незаинтересованными взглядами, когда они вышли из лифта. Лесли улыбнулась им, продолжая везти коляску по коридору к палате Дэниела, погруженной в полумрак — только маленький желтый ночник горел над кроватью. Они вошли, и Лесли плотно закрыла за ними дверь.

Он спал, но, как только она вошла, внезапно проснулся. Его глаза чуть поблескивали при свете ночника. Она подтолкнула коляску прямо к кровати и прошептала:

— Ты готов?

— Да.

— Помоги мне, Лоретта.

Та послушно встала с коляски, сняла дождевик) и огромную соломенную шляпу, положила их возле своей сумочки, которая была спрятана в кресле. Потом они с Лесли помогли Дэниелу встать с кровати.

С каждым днем он набирался сил, но все равно был еще слаб, от напряжения у него вздулись все вены на лице. Он присел на кровати и, поддерживаемый обеими женщинами, встал на ноги.

Лесли спросила:

— Ты можешь стоять?

— Да, — прошептал он сквозь стиснутые зубы.

Он стоял не шевелясь, как дерево. Они помогли ему надеть дождевик поверх больничного халата, потом — сесть в кресло. Он положил руки на колени, чтобы они не особенно бросались в глаза, и Лесли нахлобучила ему шляпу на лоб.

Тем временем Лоретта села на кровать, чтобы снять высокие, по голень, коричневые сапоги из искусственного меха. У нее в сумке были мягкие туфли, которые она надела. Сапоги были слишком велики для нее, как раз того размера, который был нужен Дэниелу. Шляпа, длинное пальто и сапоги полностью преобразили его. Если он не будет поднимать голову, а его руки так и останутся на коленях, никто не отличит его от человека, которого Лесли только что привезла в больницу.

Лоретта встала с кровати, надев голубые туфли. Она была в бесформенном платье с набивным рисунком;

— Мне уже можно идти?

Лесли оглядела ее:

— Не забудь свои очки!

Та вскрикнула и достала из сумки очки в темной оправе, надела их и опять превратилась в того неуклюжего очкарика, которого знала Лесли.

— Ты просто выйдешь отсюда, и все. Мы последуем за тобой и выйдем чуть позже.

— Хорошо. — Теперь, по мере того как они осуществляли свою операцию и ничего плохого не происходило, настроение Лоретты существенно изменилось. Она уже почти улыбалась Лесли, а когда перевела взгляд на Дэниела, на ее лице появилось озабоченное выражение: