Поэтому дальневосточные боевые искусства и называют единоборствами. То есть всегда один на один.

Кстати, все эти броски, заломы и удушения Ким демонстрировал в основном на мне. Иногда на моем товарище, гибком, цыганского вида старшем лейтенанте Алексее. Тот раньше служил в Смерше.

Хорошо помню, как мы с Алексеем, набравшись смелости, подошли к Киму после занятий. Было это уже после двух лет нашего общения. Мы стояли теплым майским днем возле учебного корпуса. Сбивчиво спросили о Боге и как вообще он, офицер госбезопасности, стал верующим.

Роман Николаевич, улыбнувшись, окинул нас лукавым взглядом:

— Это все намного проще, чем вам кажется, ребята. Православная вера — это основа мировоззрения для нас, русских. Не делай зла ближнему, живи по совести. Если надо, положи жизнь за други своя. Если человек так живет, то любой в России становится русским. Как в поговорке: «Папа немец, мама грек, а я — русский человек». Я эти принципы исповедую сознательно, соблюдая десять заповедей и посещая церковь. Ну а вы, товарищи офицеры, исповедуете то же самое, только, так скажем, подсознательно.

— Так ведь все люди так живут, вернее, должны жить, — поправился я.

— Ошибаетесь, батенька, — улыбнулся Ким. — Должны, да не живут. Есть народы вроде бы даже христианские, но крайне далекие от этих нравственных норм. Они четко делят людей по цвету кожи, социальному положению.

— Это вы про американцев? — спросил Алексей.

— Не только. Это вообще свойственно всей западной цивилизации. Вам, кстати, товарищи офицеры, не только язык, но и душу народа нужно знать. Я сейчас про японцев говорю.

Помолчав, он продолжил:

— Знаете, что, согласно самурайской традиции, вам нужно сделать, чтобы освоить крайне быстро то, что знает и умеет ваш покорный слуга?

Мы с Алексеем недоуменно переглянулись.

— Так вот. Меня нужно убить и съесть мою сырую печень. Она, согласно убеждениям японцев, является источником жизненных сил [168].

— Вы шутите, Роман Николаевич, — вырвалось у меня. — Разве такое возможно?

— Роман Николаевич, а вы сами такое видели? — ляпнул сдуру Лешка.

Ответом был тяжелый красноречивый взгляд. Алексей смешался, поняв, что сказал не то. Хотя мы знали, что Киму приходилось быть на нелегальной работе и видеть всякое. В том числе и стоять у расстрельной стены под дулами японских винтовок.

— Кстати, японцы и китайцы вообще не могут понять, что такое грех как нарушение заповедей Божиих. Для них самое страшное — это потеря лица. В их культуре вообще нет понятия Бога-Творца. Ну и следующее. Вернемся к нам. Православие — это то, что объединило, вернее, создало Россию, русский народ. Идея, которая объединила самые разные народы — финно-угров, славян и тюрок. Почему этноним «русский», то есть «какой», — это прилагательное? Всех этих славян, чудь, мурому [169] и, судя по вашей фамилии, ваших далеких предков — торков и берендеев[170]. Да, батенька, все казаки как субэтнос русского народа — это метисированные потомки степняков, исповедующих христианство несторианского толка[171]. Поэтому и мой батюшка, бежав с оккупированной японцами Родины, принял в России крещение. Поэтому и меня после рождения крестили в Успенском соборе города Владивостока. Теперь следующее, — продолжил профессор. — Западный капитализм тоже имеет религиозную основу. Основан он на протестантизме, западной версии христианства. Если это вообще можно назвать христианством. У протестантов все очень просто: если ты богат и удачлив, значит, ты богоугоден. Даже если ты торгуешь рабами из Африки или истребляешь индейцев, очищая от них территорию. Кстати, нацизм — это тоже производная от этой идеи. Теперь вспомните «Капитал» Маркса. Ростовщичество и ссудный процент. Это все появилось на Западе. Все-таки идея первична, товарищи. Кстати, в исламском праве ссудный процент запрещен. Да и у нас это занятие даже до революции уважением не пользовалось. Вот в чем разница между нами и ими. Рекомендую книгу Данилевского «Россия и Европа» [173] почитать. В нашей библиотеке она есть. И еще, товарищи офицеры, — Роман Николаевич снял очки и задумчиво посмотрел куда-то вдаль, — хотел бы коснуться философского вопроса веры.

Мы опять непонимающе посмотрели на профессора. А он продолжал свою речь:

— Наша профессия — самая неблагодарная из всех воинских профессий. Поэтому никогда не ждите награды за хорошо сделанную работу. Каким бы сложным и рискованным ни было выполненное вами задание. Знать про нас никто не должен. Не собирайте себе богатств на земле, где моль и ржа ест их, а собирайте богатства на небе, — процитировал он какой-то текст. — Не зря ведь на Руси у воинов была не работа, а служение сродни монашескому. А сейчас не забивайте себе голову, ребята. Когда будет нужно, все это сами поймете. Вернее, когда время придет.

И, посмотрев на наш озадаченный вид, добавил:

— Я сам это только в камере внутренней тюрьмы НКВД понял. От сумы и от тюрьмы на Руси не зарекайся. — Он улыбнулся. — С этим нужно просто жить и воспринимать это как должное.

Еще через месяц после сессии Роман Николаевич пригласил меня с женой в гости. Потом Айжан близко сошлась с Любовью Ивановной, супругой профессора, и часто с Машей ездила к ней в гости.

* * *

— Как ты тут? — слышу откуда-то голос Баира.

Я отрываю голову от стола и непонимающе смотрю в проем двери.

— Да он спит уже, товарищ майор, — доносится другой голос.

Я открываю глаза. Не могу толком ничего понять.

— Сегодня ночью вместе едем домой, — говорит Доржиев.

Услышав это, я вообще перестаю что-либо соображать. Куда домой? В Чкалов или во Владивосток? Или в Москву?

Баир трясет меня за плечо:

— Пошли в землянку к радистам, тут рядом. А мы к маршу будем готовиться. Радиограмму сейчас получили.

Потом меня под руки ведут два бойца. Куда-то спускаюсь и заваливаюсь на широкий топчан возле теплой печки-буржуйки. Рядом уже похрапывает Кейметинов. Улегшись, сразу проваливаюсь в сон. Полностью отключаюсь, даже не чувствуя, как с меня стягивают сапоги.

* * *

Канул в лету 1951 год. Тяжелая кровавая война в Корее продолжалась. Но шла она уже не по заокеанским планам. Натовцы не смогли добиться победы, опираясь на свое полное господство в воздухе.

А ведь советская авиация действовала только севернее 38-й параллели. Но не помогли американцам и их сателлитам ни техническое превосходство, ни мощные огневые средства. Ведь даже командир американского пехотного взвода мог вызвать огонь поддерживающей артиллерийской батареи.

Любая палка, как известно, всегда о двух концах. Для действий танков, артиллерии и мотопехоты нужен постоянный приток боеприпасов и ГСМ. Да и сами механизированные части вне дорог действовать не способны. Поэтому янки оказались жестко привязаны к дорогам, идущим через труднодоступные горные районы Кореи. Естественно, на этих дорогах начинали свою работу северокорейские разведывательно-диверсионные группы. Пылали колонны наливников, взлетали на воздух, подрываясь на минах и погибая от гранатометов, машины со снарядами для артиллерии и минометов.

В очередной раз подтвердилось, что действия группы профессионалов во вражеском тылу могут срывать вражеское наступление на фронте.

Главнокомандующий северокорейской армией хорошо понимал это. Еще с тех времен, когда сослуживцы звали его Юрой [174], а сам он был офицером Красной армии.

На линии боевого соприкосновения, в горно-лесистой местности, китайские части постоянно маневрировали. Скрытно для вражеской воздушной разведки совершали ночные марши. Все тяжелое вооружение: минометы, безоткатные орудия и пулеметы — бойцы несли на себе. Всегда неожиданно для натовцев концентрировали силы на определенном участке фронта. А потом внезапно для врага начиналась ночная атака.

Маневренностью и индивидуальной подготовкой китайцы компенсировали отсутствие тяжелой артиллерии и воздушной поддержки. Днем китайские бойцы маскировались и отдыхали, а ночью вели боевые действия. Это была партизанская тактика общевойскового боя. Ночная атака китайцев всегда начиналась внезапно, без артподготовки. А если удавалось без шума снять вражеское боевое охранение, то после просачивания через линию фронта начиналась атака опорных пунктов врага еще и со стороны его тыла.

Так за одну ночь была разгромлена и почти полностью уничтожена английская бронетанковая бригада.

С нашей стороны это была война инициативных ротных и взводных командиров.

Натовцы не могли реализовать свое огневое