Все выжидающе уставились на Гангу, молчаливо, но настойчиво требуя объяснений.

– Так я о чем вам пытаюсь сказать. Ветрянка это у меня. Врач говорит, ничего серьезного, но в общагу не пускает, потому что заразная она.

– Братцы, а чего эт мы тогда тут распинаемся? – удивился один из Утконесовых.

Ответить ему никто не смог. Все стояли, замерев на своих местах, ошарашенные сообщенным, и только Венька, парень башковитый во всех отношениях, головы не потерял, подошел ближе к Федору, дернул его за рукав и вполголоса сказал:

– Ты, это... про гонорею, что я рассказывал, забудь. Пошутил я, понял?

– А зачем шутил-то? – отозвался за Гангу Леха.

– Характер у меня такой. Веселый.

* * *

Выходили из больницы все молча. Городом полностью овладела тьма, звездное покрывало низко висело над крышами домов, у горизонта путаясь со светом окон и фонарей. Посвежело. Санек поежился и засунул руки поглубже в широкие карманы штанов, недовольно уставившись на Ориона, размашисто раскинувшегося впереди. Пешкодралов все-таки оставил в палате пакет с апельсинами.

На ступенях сидели двое. Они держали в руках наскоро написанный плакат, где сообщалось, что врачи – садисты, изверги и отступники от учения благородного Гиппократа. Один из них, фигурой сильно смахивающий на капитана Мочилова, наручниками приковал себя к колонне, украшавшей фасад больницы с историческим прошлым. Второй с завистью смотрел на своего единомышленника и собрата по несчастью, но ему оставалось только вздыхать. По случаю ничтожно малого срока работы в органах ему не удалось еще нажить такой необходимой в обыденной жизни вещи, как наручники.

В результате он просто скандировал: «Долой произвол и безалаберность медперсонала! Даешь поголовное лечение всех желающих, даже если они не больны». В силу позднего времени, а оттого и пустынности улицы, ему внимали только перепуганные облезлые коты, с опаской выглядывающие из подворотен, и дворовые псы, поддерживающие возмущение забастовщика продолжительным воем и заливистым лаем. В остальном же тишину и спокойствие ночного города ничто не нарушало.

На следующий день занятия по двум предметам не проводились. Нетрудно догадаться, что это были криминалистика и история правоохранительных органов, которую назначили читать на третьем курсе новенькому преподавателю.

Полковника Подтяжкина крайне озадачило отсутствие двух подчиненных в стенах заведения без видимой на то причины. Однако другое событие его занимало больше: отсутствие понравившейся студентки. Она так и не пришла к полковнику вчера вечером. Вероятно, поэтому Подтяжкин в этот день ходил невыспавшийся, злой и с мешками под глазами. То, что девушке так легко удалось его обмануть, тяжелой кувалдой било по самолюбию Павла Петровича. А внезапная догадка о том, что ей мог понравиться один из этих молокососов, учащихся с ней на одном курсе, просто приводила полковника в бешенство.

Как бы там ни было, занятия у курсантов закончились раньше обычного.

Скоро собравшись и загримировавшись так, чтобы слиться с урбанизованным обществом города, ребята вышли на дело. Место ловли преступного элемента решено было оставить то же, что и вчера, отмеченное на карте Пешкодраловым масляным пятном. Только тактику, выбранную накануне, необходимо было сменить. Ни у кого не было сомнений, что вчерашний провал произошел именно по случаю неверно разработанного плана действий. А именно, как и приманка-Дирол, группа поддержки и наблюдения изображала из себя гуляк-ротозеев, очень подозрительно, между прочим, круживших вокруг высокой «блондинки». Не исключено, что именно это спугнуло дурковеда и не позволило ему выполнить свой коварный план по изъятию сумочек у мирных и ничего не подозревающих гражданок.

На этот раз ребята были умнее. Кулапудов совместно с Зубоскалиным, заменившим должность временно выбывшего из строя Ганги и ставшим правой рукой командира операции, всю ночь разрабатывали новую тактику, под утро приняв единственно верное решение. Оно заключалось в том, что макияж и одежду курсанты сменят на другие, приняв личину часто встречающихся в городе тружеников улиц. Так, Кулапудов легко перевоплотился в бывалого дворника, неумело, но с усердием машущего метлой и поднимающего густые клубы пыли. После долгих пререканий и уламываний из Лехи удалось сделать неплохого бомжа, в потрепанном, изъеденном молью пальто, с болоньевой сумкой, в которую парень должен был собирать бутылки из-под пива и жестяные банки, предварительно смяв их ногой. С первой же тренировки Пешкодралов научился этому нехитрому занятию и очень увлекся им, подсчитывая в уме, сколько он сможет заработать за время операции. Утконесовы превзошли всех. Раздобыв где-то отбойный молоток и оранжевые жилеты, они вызвались на роль дорожных рабочих. Веня не возражал.

Теперь эскорт девушки с заманчивой белой сумочкой выглядел более разношерстно и неказисто, однако не притягивал ни одного изумленного взгляда. Поскольку непосредственно в парке расковыривать асфальт отбойным молотком парни не решились, то место «охоты» перенесли на улицу, прилегавшую к этому парку.

Санек восьмой круг нарезал по центральной улице города, делая вид, что ничуть не кружит на одном месте, а движется с определенной целью в определенном направлении. Здание городской думы, мимо которой неизменно проходила высокая, стройная «девушка» с кипельно белой сумочкой, по случаю ремонта фасада окружали ремонтники-отделочники в заляпанных краской комбинезонах и с маслеными, неприличными взглядами. Они давно приметили независимую незнакомку, маячащую вокруг да около, и истолковали сей факт по-своему.

– Девушка, как насчет тесных дружеских отношений, переходящих в перспективу развития новой ячейки общества? – заговорил первым самый молодой и приземистый, с непослушным, оттопыривающимся вихром на темени. Бойкие его глазки жадно поедали фигуру Зубоскалина, а правая рука потянулась погладить под футболкой грудь.

Дирол от неожиданности, беспардонной наглости и смущения споткнулся на ровном месте, смачно и со вкусом выругавшись.

– О-го, – заметил седеющий штукатур, отложив мастерок в сторону и заинтересовавшись женщиной с вольным лексиконом.

Санек, столько раз самолично заговаривавший на улице с молодыми симпатичными девушками и прекрасно знающий, как закадрить экземплярчик получше, в ситуации противоположного пола оказался впервые, а потому, как нужно отвечать в таких случаях, не знал. То есть он, конечно, часто слышал, как отшивают парней, но почему-то не запоминал.

– Пошел вон, хам, – высоким голосом пропищал он и тут же понял, что это больше подошло бы для начала прошлого века.

Ускорив шаг, Дирол собрался подальше уйти от назойливых кавалеров, однако не тут-то было.

Он увидел надвигающуюся на себя огромную тушу, широко расставившую руки, чтобы принять хрупкое тело Дирола в крепкие, мясистые объятия.

Туша крайне неприятно улыбалась именно Саньку, растянув рот от уха до уха, напоминая Гуинплена или Буратино с отпиленным носом. Рядом с толстым человеком семенил пожилой сморчок, с большим фотоаппаратом на шее. Он прихрамывал на левую ногу, потрясая козлиной бородкой.