Словом, истории были одна страшнее другой, поэтому от женщины в фиолетовой шляпе, платье и перчатках Кертис ничего хорошего не ждал. Такая иссиня-черная кожа, как у нее, встречалась только у туземцев из самых глухих уголков Африки, куда нога белого человека еще не ступала.

Если госпожа Мун своим видом нагоняла страху, то супруг ее, несмотря на всю учтивость, вселял в сердце мальчика настоящий ужас. Одна половина его лица была бледно-желтой, а другая – черной как смоль. Желтая половина, точно волна, разбивалась о темный берег и брызгами покрывала лоб, изящную переносицу и подбородок, увенчанный седой бородкой. Конечно же, вины господина Муна в том не было: таким уж он родился. Но Кертису, вынужденному смотреть ему прямо в лицо, легче от этого не становилось. Господин Мун одевался во все черное: идеально подогнанный костюм, шляпа, перчатки и галстук в черно-красный ромбик. Завершали образ наручные часы на обоих запястьях и массивный золоченый крест на груди.

– Подойдите ближе, мистер Кертис, не бойтесь, – повторила госпожа Мун.

Однако мальчик даже не шелохнулся: ноги его не слушались. Орхидее снова пришлось подтолкнуть сына, но мыски ботинок Кертиса лишь глубже увязли в священной земле площади Конго.

– Правильно я понимаю, – произнесла госпожа Мун из-под полей своей огромной шляпы, – что вы, мистер Кертис, слышите голоса, которые звучат у вас в голове? – спросила она и наклонила голову набок. – Это так?

– Отвечай! – прикрикнула Орхидея на Кертиса, который окончательно растерялся. – Не время упираться! – рассердилась она и, поскольку сын упорно хранил молчание, обратилась к госпоже Мун: – Мэм, он меня в могилу сведет! Спина так болит… я очень слаба… а тут еще и мальчик занемог…

– Миссис Мэйхью, – мягко прервала ее госпожа Мун, – миссис Дэлеон наварила целый котел супа гамбо. Будьте добры, идите и отведайте.

Она дождалась, пока Орхидея согласно кивнет, и прибавила:

– Скажите ей «биддистик» – это развеселит миссис Дэлеон, и она нальет вам миску гамбо до краев!

Затем госпожа Мун повернулась к господину Муну и женщине в красном платке и, величественно махнув рукой, скомандовала:

– Вы, двое, ступайте следом. Да поживей! С мистером Кертисом я буду говорить наедине.

Пока господин Мун возился с тростью, прислоненной к стулу, женщина в красном платке взяла Орхидею под руку.

– Кертис, ничего не скрывай, говори все как на духу, – напутствовала его мать и повернулась к госпоже Мун. Горестная гримаса исказила лицо Орхидеи: – Муж оставил меня пять лет назад. С ним произошел несчастный случай в доках. Помогите, пожалуйста, моему сыну: хватит уже с меня несчастий!

– Я все про вас знаю, – ответила госпожа Мун. – И поверьте, очень вам сочувствую. Ступайте, отведайте гамбо, и вам станет чуточку лучше: обещаю!

Орхидея хотела сказать что-то еще, но женщина в красном платке мягко потянула ее за собой. Напоследок мать с мольбой взглянула на Кертиса и позволила себя увести. Благоухая ароматами сандала и лимона, прихрамывая, ушел и господин Мун. Когда они остались наедине, госпожа Мун глубоко перевела дыхание и произнесла с явным облегчением:

– Ну, теперь можно и поговорить!

Колдунья наклонилась к мальчику, и тот вздрогнул. Свет от лампы скользнул по ее лицу, и Кертис разглядел обтянутый кожей угловатый череп, широкий нос и зеленые, точно изумруды, глаза: в них сверкали молнии, готовые вырваться в любое мгновение, стоило госпоже Мун только захотеть.

– Могу вообразить, – сказала она, – сколько небылиц вы про меня слышали. Наверняка и кошмары вам снились. Это так, мистер Кертис?

Он заставил себя кивнуть.

– Мы сейчас не будем обсуждать, где правда, а где ложь. Мы здесь для того, чтобы… – Тут госпожа Мун задумалась, подбирая нужное слово, – обозначить ваш недуг. Я хочу знать все про голоса в вашей голове, мистер Кертис. Ваша мама сильно перенервничала, но это от большой любви к вам, иначе вряд ли мы встретились бы, – пояснила женщина и прислушалась к звукам ночи: – Правда же, это прекрасно?

В куще деревьев застрекотали сверчки. Следом за ними проснулись и другие ночные насекомые. Хотя влажный воздух после дневной жары остыть еще не успел, Кертис поежился. Собрав всю волю в кулак, он отбросил свои страхи и сказал:

– Если быть точным… я слышу не голоса. – Госпожа Мун ничего не ответила, и он продолжал: – Я слышу свой внутренний голос. Это… это так сложно объяснить. Моим внутренним голосом у меня в голове говорят другие люди, понимаете? Я слышу их мысли. Я не сам с собой говорю, в этом можете быть уверены.

– Вы полагаете? – переспросила она с сомнением.

– Зуб даю! – ляпнул Кертис и поспешно добавил: – Прошу прощения, мэм.

– Почему же я должна быть уверена, мистер Кертис? Ваша мама говорит, будто неладно с вами стало сразу после ухода отца. Может, у вас какое-нибудь нервное расстройство, а может, вы просто все выдумали? Врачи, кстати, как раз списали это на богатое воображение и пообещали, что скоро все наладится. Но странности продолжаются до сих пор, а ваша мама вся извелась и чувствует себя хуже день ото дня. Так на чем же основана ваша уверенность, позвольте спросить?

Кертиса задело подобное отношение. Он не сдержался и резко возразил:

– Мой внутренний голос говорил со мной на иностранном языке! Мне кажется, это был хозяин бакалейной лавки – тот едальянец, мистер Данелли.

– Не «едальянец», а «итальянец». Учитесь говорить правильно, а то над вами будут смеяться.

– Да, мэм. В общем, я так и не понял ни одного слова, – ответил Кертис и пожал плечами. – Я потом еще захаживал в эту лавку, однако голоса итальянца уже не слыхал.

– Но ведь были и другие?

– Конечно. Однажды я слышал, как где-то очень-очень далеко какой-то мужчина кричал и ругался, как черт.

– Мистер Кертис, а откуда вам знать, что кричал именно мужчина?

Мальчик снова пожал плечами и промолчал, но госпожа Мун смотрела на него так повелительно, что пришлось ответить:

– Он кричал: «Укуси меня за член!»

– О! – воскликнула она.

Кертису показалось, будто губы собеседницы тронула улыбка, но сказать наверняка было нельзя: лицо ее затеняли поля шляпы.

– Даже если говорят на иностранном языке и совсем тихо, я все равно могу понять, мужчина это или женщина. Не знаю как, но могу.

– А как далеко находится говорящий, вы способны определить?

– Некоторых я слышу отчетливее, чем других. Я не каждый день слышу мысли людей: это происходит лишь время от времени. Одни уходят, другие приходят. – Тут Кертис расправил плечи, уверенно посмотрел на госпожу Мун и заявил: – И началось это вовсе не из-за папы. Впервые я услышал чужие мысли, когда мне исполнилось девять лет.

– А отвечать на них вы пробовали?

– Нет. Я никогда не пытался, мэм.