– Оглядывая злодеяния истории, – говорил Висенте, – я не могу не испытывать презрения к человеческому роду. Но к большинству отдельных людей, которые встречаются на моем пути, я питаю самые добрые чувства. Как такое возможно?

– Мне кажется, – отвечал ему Бадди, – что недостатки одного человека умножаются десятикратно, когда люди объединяются в сообщество.

Висенте кивнул в знак согласия.

Но тут Бадди умолк, потому что в голову ему пришла ужасная мысль:

– Я не думаю, – сказал он, – что это означает, будто то же самое может относиться и к нам?

– Ты видел последнюю депешу? – спросила Ронда у Бадди, когда они собирались начать очередную еженедельную Встречу в Верхах, как они называли собрания узкого «правящего» кружка организации, на которые приглашали и Бадди. Весь лагерь в то утро был охвачен возбуждением: пришла весть о новейшем плане «Корпорации Америка» стимулировать застойную экономику – указом правительства заменить День благодарения новоизобретенным Национальным Днем Покупателей.

– Да, видел, – ответил Бадди. – Это заставило меня задуматься. Акцией в Халлоуин мы добились огромного успеха, а следующим праздником должен был быть… или предполагалось, что должен быть…

– День благодарения, – закончила за него Ронда. Она казалась задумчивой, темные волны волос падали на коричневую лётную куртку. Ронда сидела во главе стола в помещении, которое Мечтатели иронически называли своим «конференц-залом» – в старой конторе начальника станции в конце платформы. Ронда взяла карандаш и задумчиво поднесла его к губам. Бадди, сам того не желая, следил за каждым ее движением. Но тут он почувствовал на себе взгляд Родриго.

– Наш Вундермальчик говорит дело, – сказал Родриго. – Представляется прекрасная возможность продемонстрировать всю эту бен-франклиновскую чушь.

– Бен-франклиновскую чушь? – спросил Висенте.

– Ты имеешь в виду тот случай, когда Бен Франклин запустил змея в грозу и открыл электричество? – Глаза Эдди ярко сияли под его новой утренней прической, напоминавшей инопланетный космолет, заходящий на посадку.

– Это ты о чем? – сверкнул зубами Родриго.

– А ты о чем? – переспросил Чучело.

– Я думала, мы говорим о Дне благодарения, – сказала Баттерфляй в некотором замешательстве.

– Я говорю об этой чепухе с пилигримами, с этими ва-ажными персонами, – объяснил Родриго. – Об этом дерьме про «Мейфлауэр».[32]Вот шанс повыбить пыль из этого старья.

– Но Бен Франклин не был пилигримом, Родриго, – начал Висенте.

– Ох, да заткнись ты, Винc, – сказал Родриго.

– Не понимаю, из-за чего ты так расстраиваешься, – вставил Эдди. – Ты же сам все это затеял.

– Мне нравится идея акции в День благодарения, – сказала Ронда, пытаясь вернуть беседу в нужную колею. Остальные Мечтатели согласно закивали. – Но что все-таки мы могли бы сделать?

– А что если сделать что-нибудь с индейками?[33]– предложил Бадди.

– С индейками? – Лицо Эдди снова просияло.

– Америкой в наши дни совершенно точно управляет кучка индюков, – заметил Висенте.

– Вот именно! – сказала Ронда, послав в сторону Бадди улыбку, от которой его сердце дало сбой.

– И эта кучка определенно ведет грязную индюшачью игру, – не удержался Эдди.

– Но… вы ведь не станете причинять какой-нибудь вред птицам, правда? – взволнованно спросила Баттерфляй.

– Может быть, ты скажешь мне, что ты находишь в этом человеке? – спросил Бадди у Ронды в тот же вечер, поскольку его боль и гнев уже достигли предела. – И чего не находишь в ком-то другом… вроде меня, например?

– Ох, Бадди, – сказала Ронда. – Совершенно по-особому… по-братски… ты – мой самый задушевный друг… – Она взглянула ему в лицо. – Ладно, – проговорила она, – я запуталась, я это признаю. Но я уже дала обещание Родриго. И кроме того, я его люблю.

– Но ведь Родриго – лгун, – возразил Бадди, вспомнив байки, которыми Родриго последние недели угощал публику и газетчиков. – Он никогда не был ведущим гитаристом в техасско-мексиканской группе «Армадиллос». Он никогда не поднимался до чина контр-адмирала морского флота и не отказывался от этого чина, чтобы взяться за работу ради мира на Земле. И уж точно он не вырос в семействе волков.

– Я вот что обо всем этом думаю, – сказала Ронда, а ее темные локоны рассыпались по плечам. – У Родриго очень пластичное представление о том, что такое правда. Он просто не связан теми правилами, которым подчиняются другие люди. Меня трогает не столько правильность его утверждений, сколько то, нахожу ли я их интересными. И кроме всего прочего, – она пожала плечами и посмотрела в окно на тоненький белый серп луны, восходящей на небо, – он сводит меня с ума.

Внутри у Бадди творилось что-то странное, будто там в клубок свилось целое гнездо змей.

«Меня он тоже сводит с ума, – подумал он. – Ромул, Рем и… Родриго?»

– Любовь слепа, – сказал Эдди, когда Бадди поведал ему о своих волнениях.

– Да, – ответил Бадди. – А еще глуха и нема.

С каждым днем на Колпачное Ранчо притекало все больше и больше подмостных соратников Биби. «Странное сборище», – думал Хьюберт П. МакМиллан. Не думать так он не мог, но предпочитал держать эти мысли про себя.

Для начала явилась Дестини, с головы до ног покрытая шрамами: это ее Биби представил МакМиллану как свою праворучную женщину в тот день, когда Хьюберт наконец его отыскал – достижение, которое по-прежнему вызывало краску гордости на его лице, стоило ему вспомнить об этом. Среди них появился седобородый старик с растущими из ушей пучками седых волос, все называли его Отшельник: он мог починить все на свете, включая генератор, холодильник и колодезный насос, теперь приводившийся в действие двигателем от «Бьюика» 58-го года. И малорослая, довольно хилая женщина по имени Бинго, которая не могла переносить яркий свет и постоянно ходила в темных очках, и на улице, и в помещении. А еще – человек по прозвищу Гравитатор: он, казалось, наслаждался любыми кратковременными гравитационными расстройствами и почти все свое время проводил на крыше. Ну и, разумеется, главным в этом странном сборище был их лидер, Биби Браун: этот выглядел так, будто сам не был уверен, что вообще хочет быть лидером. Потому что, когда бы он ни заговаривал о прежней беззаботной жизни под мостом или о проблемах, вставших перед Америкой, он сразу же начинал мерцать и становиться прозрачным – как будто, думал Хьюберт, Биби вот-вот постепенно угаснет или исчезнет совсем. Это было необычное, разношерстное сборище, но – Хьюберт не мог не отдать им должное – все они работали ужасно много и никогда ни на что не жаловались.