Но здесь же, из этой ситуации, возникают и вопросы, с которыми разбираться просто необходимо, поскольку они слишком серьезными и угрожающими выглядят. Сразу я на угрозу внимания не обратил. И только теперь, поразмыслив, ее ощутил вполне зримо. Бравлинова дважды видели нынешним вечером в военном городке. Что это за сообщение? Откуда оно взялось? К тамошним ментам оно поступило, несомненно, от командования бригады спецназа, иначе и быть не может. И тут есть два пути развития. Первое. Здесь, у нас, был не Бравлинов, а настоящий Бравлинов уже оказался там. Тогда я скорее всего теряю последнюю надежду вернуть свой кошелек, и мне следует искать какие-то иные пути восстановления pin-кода пластиковой карточки. Наверное, есть такие пути, и я буду их искать, хотя они более сложные и замысловатые. Второе. Бравлинова не было там, и он был здесь. Это что может значить? Это может значить только одно, что его прикрывают оттуда, из бригады. И тогда автоматом возникает еще одна версия. Та группа спецназовцев, что прибыла в помощь нам якобы для возможности опознания старшего лейтенанта Бравлинова, в действительности прибыла для его прикрытия. И вполне может оказаться, что разборка с ментами из райотдела была проведена именно этой группой прикрытия. Но что эта группа должна прикрывать? Какие интересы имеет спецназ ГРУ в нашем городе? Спецназ ГРУ – это только армия, и больше ничего. Значит, интересы должны быть связаны с армией. В этом и весь вопрос. Что у нас произошло серьезного из связанного с армией? Только одно происшествие.

Здесь тоже возникает множество различных «но». Спецназ ГРУ – не следственный орган. Похищением с военных складов авиабомб с зарядом объемного взрыва занимается военная прокуратура и следственный отдел областного управления ФСБ. Если в военной прокуратуре информацию о следствии трудно добыть, то в следственном отделе ФСБ у Джабраила прочные связи. И ему наверняка сообщили бы о появлении конкурентов. Однако, может быть, ему и сообщили. Иначе откуда «ноги растут» у вопроса, прозвучавшего из темноты в кабинете Джабраила. Кто вообще там находился?.. И сам Джабраил интересовался группой спецназовцев. Случайно это? Не верю я в такие случайности.

Но в любом случае необходимо этот вариант держать «на плаву», чтобы не попасть впросак и не завалиться на каком-то пустяке. Не зря мне сразу не понравился этот капитан Рустаев. Есть у меня интуиция, я знаю.

И с Джабраилом тоже следует соблюдать осторожность. Если ему прочно «сядут на хвост», он будет безоговорочно отрубать от себя все связующие нити. И в первую очередь это коснется меня, как человека достаточно информированного. Быть обладателем информации не только выгодно, как казалось незабвенному Павлу Михайловичу Сакурскому. Это еще и смертельно опасно. Сакурский слишком поздно понял это. Но я человек более опытный и потому буду настороже. Доверять Джабраилу я не собираюсь...

* * *

– Где моя очередная жертва? – спросил я у дежурного. Мысли в голове у меня стойко удерживались серьезные, но я никогда и никому не показываю своих мыслей и потому изобразил страшную рожу, чтобы она выглядела комичнее. Это обычно принимают за мое естественное состояние, и люди не видят того, что у меня внутри. Никто и никогда не видит того, что у меня внутри. – Он готов к истязаниям?

– В «обезьяннике» с бомжами отдыхает. – У капитана Устьянцева к середине ночи глаза начали закрываться. Ему всегда ночные дежурства с трудом даются. Но при моем появлении капитан слегка оживился, словно почувствовал повод для развлечения. – Поднимать?

– Спит? – спросил я с легким удивлением.

– Не-а. Просто отдыхает. Он же не бомж. Это бомжи в любой ситуации спать могут. Хоть перед казнью. Им все по хрену. А этот думать учится. Впервые в жизни человек задумался о завтрашнем дне. Сам посмотри, – кивнул Устьянцев за угол.

Я не поленился и за угол заглянул. Старший прапорщик Лисин разговор наш, несомненно, слышал и думать перестал. Он ждал меня, двумя руками вцепившись в толстые прутья решетки. И приготовился что-то спросить. Я улыбнулся ему совсем невинно, почти одобрительно, но вопроса дожидаться не стал.

– Вахромееву сообщи, что я вернулся, – сказал я дежурному.

Это хорошо, что капитан Вахромеев напросился принять участие в допросе. Рука у него, как у каждого собровца, тяжелая, а делить ответственность на двоих хоть немного, но приятнее, чем одному ее тащить. Хорошо зная Вахромеева, я предполагал, что мне даже кулак поднимать не придется. И в случае чего отвечать все равно придется Вахромееву.

* * *

Слава Щербаков, как обычно, расстарался насчет чая. Как раз к моему приезду. Время прочувствовал так, словно знал, откуда я добираюсь и с какой скоростью. Впрочем, я сам сказал, что буду через двадцать минут. Правда, добрался за пятнадцать. Но лейтенант знает, когда я имею привычку торопиться. И знает, что обычно я не заставляю себя ждать, потому что время прибытия всегда говорю с запасом. Приятно, когда тебя так встречают. Мне как раз следовало чаем себя ублажить, и покрепче. Слава даже это прочувствовал и заварил чай в заварочном чайнике, презрев обычные в последние дни чайные пакетики. И я сразу налил себе стакан почти одной заварки.

– Германыч, чифирить начинаешь, – заметил Слава с укором. – Сердце побереги.

– У меня сердце железобетонное, – отмахнулся я, сел в кресло и вытянул ноги, только сейчас, к середине ночи, заметив, как умотался за день.

Вахромеев вошел, как обычно, без стука, потому что нельзя назвать стуком то постукивание, которое раздается после того, как дверь распахнется. По-хозяйски расположился на стуле, где обычно лейтенант Щербаков сидит, и сам себе чай налил. Но не такой крепкий, как я.

– Подняли мы с тобой шум с этим Лисиным. Говорят, полковник Бергер лютует. Рассказывай хоть, что отвечать, когда спрашивают. А то я молчу, как рыба...

– Я тебе все, в принципе, сказал. Теперь пусть сам старший прапорщик рассказывает.

– Не захочет, – решил Щербаков. – Упираться будет, пока начальник райотдела в помощь не подвалит.

– Выбить надо до этого, – категорично заявил Вахромеев.

– Успеем? – своим сомнением я только подхлестнул собровца.

– Постараемся.

Удовлетворенный моральной подготовкой личного состава, я позвонил дежурному.

– Валентин, давай сюда старшего прапорщика.

И только после этого сделал первый глоток из стакана. Чай был без сахара, горький и вяжущий язык. Крепкий чай всегда язык вяжет. Но говорить и задавать вопросы не мешает.

* * *

На удивление, старший прапорщик Лисин выглядел уже совсем не испуганным. Размышления над своим положением, должно быть, пошли ему на пользу, и он сообразил, что родственник постарается его вытащить из сложной ситуации. И потому я сразу принял свои контрмеры.

– Лейтенант, у меня почерк неразборчивый. Ты напиши, я подпишу. Рапорт в службу собственной безопасности. Я не могу допустить, чтобы какой-то начальник райотдела ставил палки в колеса следствию. Если попытается вмешаться, его быстро на место поставят.