Местная жара и неимоверный труд по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки подряд на ногах, а потом неспокойный сон выматывали намного больше и хуже всякого спортзала или другого тяжелого физического труда. Да, я прекрасно знал, что будет нелегко, что здесь идёт война, но не думал, что именно эта командировка станет для меня настолько тяжёлой, как физически, так и морально. В этом я убедился практически сразу, как только первые несколько дней провёл за тяжёлыми операциями, практически не отходя от стола, успевая только менять перчатки и маски.

За тяжёлой работой старался отключаться полностью, не думать о том, как гудят ноги, как ломит спину, как сердце разрывается от тоски по дому и моей Кнопке.

Я не говорил родным, как я каждый день жду вечера, чтобы снова их увидеть, как договаривался с другими врачами, чтобы, если что, они меня могли подменить. Я жил этим временем. Только эти минуты возвращали меня к ним и не давали пасть духом.

Хорошо, что через видеосвязь не сильно видно, как я похудел. Ох, и какую взбучку бы тогда получил! Хотя и это было бы в радость.

Дни шли, похожие один на другой, и только хорошие известия из дома поднимали настроение. В тот радостный день, когда я узнал, что стану отцом, летал от счастья. Тогда мне всё было под руку, лично вытащил молодую девушку с того света, когда у неё в середине операции, ни с того ни с сего пульс ушёл на ноль.

После смены моё отцовство отметили всей бригадой вкусным чаем и конфетами с Родины, которые приберегла одна из медсестёр. Теперь я не только мечтал, теперь я считал, как и Кнопка, часы до отъезда из этой жаркой страны, до того момента, когда снова сожму мою маленькую в объятиях и утону в её глазах.

Каждый день вечером я видел любимое лицо и до боли в костяшках сжимал кулаки, так мне хотелось дотронуться до её лица, погладить нежную кожу щеки, запустить руки в её мягкие волосы, чтобы пряди струились между пальцами. Этого не передать. Каждый день мне было интересно, как она себя чувствует. Как же я переживал за неё, больше, чем за всех своих пациентов вместе взятых.

Ну, а когда моя Кнопка стала официально свободной, я не удержался, а ведь хотел по приезду сделать всё красиво, романтично, придумывая кучу вариантов, как и где сделаю ей предложение.

Не удержался, а она, видимо, ждала. Как же я потом себя ругал, что не попросил её руки ещё до отъезда, не подарил ничего на память о себе. Кретин!

Но всё это уже было не важно, мы и без всего этого любим друг друга, мы уже вместе, и мы уже семья. Теперь я понимал, что сама судьба сделала всё так, чтобы в тот далёкий вечер мой Красный заглох именно в том месте, там, где была она.

Я закрыл глаза, стараясь быстрее заснуть, зная, что завтра мне предстоит ещё один тяжёлый день. Ещё утром командующий части нам объявил, что по данным разведки недалеко от нашей базы обнаружили большой лагерь группы боевиков, и что Сирийская армия пошла в наступление. А это значит, что будут и раненые, и убитые.

Утром проснулся в холодном поту, не понимая, где я сейчас нахожусь. Первый раз в жизни мне приснился такой яркий и такой страшный сон.

Встряхнув головой, попытался отогнать его от себя, но не тут-то было. Как наяву, я видел эти картинки из сна: «Маша, уже глубоко беременная, стоит над телом мужчины с окровавленными руками, а на её лице застыл безумный страх и ужас».

Несколько минут сидел на кровати, как парализованный, не мог прийти в себя, отделить сон от реальности. Какой-то толчок в спину заставил быстро подняться, привести себя в порядок и мчаться в штаб с просьбой предоставить мне время на срочный видео звонок на Большую землю.

– Твою мать! Дряньство!

В штабе мне красноречиво отказали, сославшись на занятость линии в связи начавшейся операцией, и ближайший звонок я смогу, в лучшем случае, сделать только завтра. Я был в бешенстве! Всё во мне дрожало от накрываемой злости, ярости и собственного бессилия.

Выйдя из штаба, со всей дури пнул лежащий булыжник, который лихо отлетел к боевой машине и, ударившись об неё, отскочил к зданию медчасти.

Почти двое суток не звонить родным! Да как так?! Даже представить было тяжело, а ещё этот сон, который всё во мне перевернул, вызывая беспокойство и страх в душе. Я не представлял, как отработаю в таком состоянии эти дни, пока не дадут добро, и не придёт спокойствие.

Из медчасти вышел фельдшер и махнул мне рукой, зовя внутрь. Тяжело вздохнув, провел рукой по лицу и пошёл принимать смену, заступать на очередное многочасовое дежурство.

Первой в очереди была девочка лет семи с воспаленным аппендиксом. Что ж, хорошо, что не пулевое, которое встречалось чаще. Операция прошла быстро и в штатном режиме. Следующей шла женщина с гангреной, предстояла ампутация, и эта операция прошла спокойно. Но когда я приступил к следующей, вскрыв часть плоти пациента скальпелем, послышался громкий взрыв. Взрывная волна выбила окна, откинув меня почти на метр от операционного стола. Свет моментально погас, появилась задымленность, и стало трудно дышать.

Я быстро вернулся к операционному столу, на ходу крича двум ассистентам, что мне необходимо. Но ни один из них ко мне не подошёл. Я посмотрел на них и понял, они в шоке и во все глаза смотрят на улицу, по которой бежали бородатые мужчины в арабской одежде с «калашами» и стреляли во всех, кого только замечали.

– Какого вы стоите?! Прячьтесь, быстро!

Я схватил зажим и ватный тампон и сам попытался в таких условиях хоть как-то зажать открытую рану. Все разбежались и попытались спрятаться, кто куда. Прямо под окнами кричали боевики и пускали очереди из автоматов. Послышался ещё один взрыв, и я понял, что взорвали наш штаб. Чёрт, бежать бы, но я не мог, по-быстрому один пытался зашить рану. В этот момент в операционную ворвались трое до зубов вооружённых мужчин, криками и автоматами стали показывать, чтобы я отошёл от стола и лёг на пол.

Я поднял руки вверх и медленно стал опускаться на пол. Один из них не спеша подошёл ко мне и резко сорвал маску так, что резинка оцарапала ухо. Он хищно улыбнулся и на ломанном английском сказал: «Медик. Хорошо. Идти с нами». Другие же нашли моих ассистентов и, не церемонясь, кинули их ко мне, также сорвав с них маски. Первый махнул головой на одного из моих, и один из боевиков безжалостно застрелил Стаса, у которого на родине осталась жена с тремя детьми. Сука! Нет!

Я было подорвался к нему, но первый, что заговорил со мной на английском, ударил прикладом автомата по голове. И всё… Я мгновенно потерял сознание, падая мешком на холодный кафельный пол.

– Вот же… Ах, как же болит голова.

– Тише, Серый, молчи.

Я попытался приподняться, но резкая боль откинула обратно на холодную и сырую землю, а в глазах замаячили звёзды, прямо как в мультфильмах. Да, неплохо меня шарахнули по голове. Немного подождав, пока все пройдёт, снова открыл глаза и повернул голову на голос Максима, одного из ассистирующих мне медиков. Тот сидел возле меня с поджатыми ногами и слегка раскачивался взад-вперёд.