чешую. Вывернутые назад конечности, изуродованные глаза и раздвоенный язык были работой хирургов. Для демонстрации полного сходства с ящерицей на арене установили большой стеклянный куб, в который забрался артист. Гладкая поверхность тонко звенела под пальцами человека-ящера, а щели на месте соединения сторон пропускали запах его пота, который носил специфические оттенки амбры и мускуса.

Грянули трубы, затрещали барабаны, факиры выплюнули струю огня. Зрители замерли в ожидании трюка. Уродец вдруг заметался по кубу, и, описав несколько кругов, с размаху прыгнул на боковую стенку, прилипнув к стеклу. Ликование зала был неподдельным. Кучеяры топали ногами, кричали «Ассу» и прыгали, всячески выражая одобрение.

Арлинг осторожно принюхался. Запах порошка из звездного камня, вьющийся тонкой нитью из стеклянной клетки, был слабым, но уловимым. Секрет оказался прост. Артист прибегнул к тому же средству, что и халруджи прошлой ночью. Однако трюк не удался. То ли поверхность стекла была влажной, то ли боги отвернулись от несчастного калеки, но человек-ящерица сорвался, с грохотом разбив спиной дно. Конструкция простояла недолго и рухнула вслед за артистом, утыкав его осколками. По арене расползся густой запах крови, а зал взорвался восторженным ревом, за которым почти не было слышно предсмертных хрипов несчастного.

— Нас обманули, это не человек-ящерица, а человек-ёж! — не растерялся ведущий, сорвав очередную порцию аплодисментов. — Уберите его. Следующий!

Регарди уже давно знал, что больше всего любили зрители Самрии. Никакое уродство не могло сравниться со зрелищем, где проливали кровь и ломали кости. Человека-ящерицу унесли, арену помыли, старые опилки заменили новыми, и вот уже ведущий представлял нового калеку, а о случившейся трагедии напоминал лишь легкий запах крови, который навсегда впитался в шатер цирка. Арлинг старался не думать, скольким артистам он стал могилой.

К тому времени, когда настал их черед, публика пресытилась трюками и физическим уродством настолько, что едва хлопала. Последним ударом по самолюбию Аджухама стало выступление слепых из Фардоса, которое состоялось перед их выходом.

Шестеро незрячих умело разыграли театральную сцену из жизни императорского двора, развеселив даже суровый балкон. Персонажи, знакомые Арлингу из реальной жизни — Император, Канцлер, палач Педер Понтус, принц Дваро — вызвали у толпы бурю восторга. Слепые артисты пели, танцевали и даже дрались. И если Аджухам изумлялся их способностям умело передвигаться, не сталкиваясь друг с другом, то Регарди поражался смелости их поступка. Нужно было или сильно верить в удачу, или быть круглым дураком, чтобы открыто высмеивать Империю. Однако судьи ни разу не прервали выступление, одобрительно хлопая вместе со всеми. Наверное, Арлинг ничего не понимал в этой жизни. Четверть века назад за подобное могли отрубить голову не только артистам, но и зрителям. Между тем, слепцов долго не отпускали со сцены, а расщедрившийся балкон выставил оценку в семь балов, самую высокую за весь вечер.

— Нас подставили, — прошипел Сейфуллах, понимая, что появление драгана после того, как кучеяры на протяжении получаса высмеивали северян, будет выглядеть смешно и нелепо. Арлинг промолчал, занятый изучением зрителей. Чувство опасности, которое дремало в нем на протяжении всего вечера, неожиданно проснулось, заставляя подозревать в злом умысле каждого. В голову лезли тысячи способов умерщвления Сейфуллаха, которыми мог воспользоваться наемник, сидя, к примеру, в пятом ряду, или в двенадцатом, или даже на балконе. А может, он уже давно расположился у бортика арены и только поджидал их появления. Более удобную позицию для атаки было трудно придумать.

Снаружи усилился ветер, а в последний месяц ветер поднимался всякий раз, когда в его жизни происходила очередная неприятность. Купол шатра гудел под напором воздуха, искажая звуки. Гремели музыканты, кричали зрители, суетились слуги, устанавливающие на сцене декорации для следующего номера. Стрела, игла или дротик пролетят незаметно. Например, под грохот фейерверка.

Сейфуллах тоже волновался, но совсем по другой причине. Когда их объявили, публика замерла, но потом грянула таким взрывом смеха, что халруджи почувствовал, как под куполом зашевелились веревки и крепления. Конечно, то был ветер, но сила тысяч орущих глоток ощущалась почти физически. Впрочем, Аджухам держался хорошо. Регарди даже позавидовал его выдержке.

Не моргнув и глазом, молодой купец отодвинул ведущего в сторону, и громко объявил:

— Дамы и господа! Да благословит вас Омар и наполнит ваши дома богатством и удачей. Перед вами слепой, который не танцует, как марионетка, и не прыгает, как пьяный нарзид. Встречайте — Видящий Во Тьме!

«Вот же, гаденыш», — подумал про себя Арлинг. Использовать легенду о Видящих было смело даже для Сейфуллаха.

Тем временем, миллионы глаз блуждали по сцене, скользили по их фигурам, перескакивали на снаряжение для следующего номера, щурились в свете зеркальных факелов и снова возвращались к ним — равнодушные и пресыщенные зрелищем. Ветер рвал стяги цирка и хлопал веревками по тугим бокам купола. Девочка в первом ряду грызла семечки, сплевывая шелуху себе под ноги. У ведущего заурчало в животе. В Аджухама врезалась муха и с размаху шлепнулась на арену, запутавшись в опилках. Сердито зажужжав, насекомое принялось барахтаться, пытаясь освободиться, но Сейфуллах сделал шаг в сторону, закончив ее мучения. Крошечная оболочка мухи лопнула с противным звоном, который заполнил весь цирк.

«Перестань! — велел себе Регарди, — ты слушаешь не те звуки!»

Но ведущий чесал живот, стараясь делать это незаметно, а муха дергала одной лапой в предсмертной конвульсии. Оцепенение прошло, чувство опасности осталось.

— Давай быстрее! — крикнул кто-то Сейфуллаху, который продолжал восхвалять достоинства Арлинга. — Что твой урод может делать?

— А теперь перейдем к самому удивительному за весь вечер, — не растерялся Аджухам и подтолкнул Регарди вперед. — Следите за его пальцами и поражайтесь. Я возьму ваш платок, любезный? — Аджухам сорвал с шеи ведущего тряпку и сунул ее халруджи. — Вот! Мы с вами прекрасно видим, какого она цвета. Но он незрячий! И, тем не менее, смотрите, что он делает! Это просто поразительно! Все молчат, никто не подсказывает! Он ее трогает, внимательно ощупывает пальцами, нюхает… Итак, Видящий, ты готов сказать нам, что это за цвет?

— Желтый, — прохрипел Арлинг, чувствуя, как по вискам скатываются капли пота. Зеркальные факелы светили жарче солнца. На него смотрели тысячи пар глаз, но он готов был поклясться, что как минимум одна из них глядела пристальней остальных. Была ли это Хамна-Акация, или снова начинались галлюцинации от татуировки Мертвого Басхи, он не знал, но предпочел бы исчезнуть со сцены, как можно скорее.

— Не правда, это оранжевый! — крикнули из зала.

— Бежевый!

— Персиковый!

Теперь почти каждый зритель выкрикивал свой цвет, а ведущий пытался вырвать платок у Сейфуллаха, который вцепился в него и сердито махал руками на взбесившийся зал.

— Да замолчите вы! — то ли Аджухам очень постарался, то ли публика выдохлась и притихла,