Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Обязательно поговорим. Знаешь ли ты некоего Эрика Фьори, доктора Фьори?
— Эрика? Ну конечно знаю. А почему ты спрашиваешь?
— Что значит — «конечно знаю». Вот твой муж и представления не имеет, о ком идет речь…
— Ну так естественно! Мы встречаемся с ним в физкультурном зале. Сквош и всякая механика для мускулов. Мы как-то даже провели вместе одну партию.
— И как давно ты его знаешь?
— Наверное, месяца три-четыре…
— Ты говорила ему обо мне?
— О тебе? Но почему ты об этом спрашиваешь?
— Потому что, представь себе, он знал, что у меня консультация в больнице Сент-Антуан!
— Ну, может быть, и говорила…
— Так «может быть», или говорила?
— Господи, ну ты же знаешь… слово за слово…
— Слово за слово с незнакомым человеком, которому ты рассказываешь, что у твоего брата не все в порядке со здоровьем?
— Но он же врач! Я могла спрашивать, что он об этом думает.
— И чем же этот врач, по-твоему, занимается?
— Откуда я знаю? Врач, он врач и есть, разве не так? Какая разница, какой он врач! Мы и встречались-то всего несколько раз.
— Но этого хватило, чтобы рассказать о своей личной жизни!
— Послушай, хватит! Не надо преувеличивать!
— А теперь послушай меня. Эрик Фьори — прозектор. И пациенты у него довольно специфические, ты не находишь? Улавливаешь разницу?
Таня побледнела.
— И может быть, именно он и есть тот серийный убийца, которого я ищу, — закончил разговор Нико.
* * *
Это был миг наслаждения, несколько секунд чистого счастья. Он стоял в столовой дивизионного комиссара Сирски, и дуло его пистолета упиралось в спину полицейского в форме, которому полагалось осуществлять охрану дома. Он дождался, пока один из двух полицейских не отправился по аллее, ведущей к дому Нико, и пошел за ним. Что тут трудного, если по этому же адресу находятся ясли? Он напустил на себя вид примерного отца семейства — в руках свитер для ребенка, — подошел, дружелюбно улыбнулся, потом достаточно было навести на полицейского пистолет, чтобы тот выполнял все, что приказывают. И вот теперь доктор Дальри смотрела на него тяжелым взглядом и, казалось, не испытывала ни страха, ни волнения. Он ожидал, что она испугается, а вместо страха — полное спокойствие. Мальчишка — тот был сражен всем происходящим. Сын этого комиссара Сирски до неприличия был на него похож. Каролин Дальри вызывающе положила руку ему на плечо. Ну ничего, очень скоро ее королевское величество будет молить его о пощаде, как и все остальные.
— Знаешь ли ты, кто я? — проговорил он, обращаясь к Каролин.
— Пока нет, — ответила она спокойно.
— Не хитри со мной. Повторяю: знаешь ли ты, кто я?
— Нет.
— Подумай хорошенько. Уверен, что догадаешься.
— Вы автор тех убийств, расследование которых ведет комиссар Сирски.
— Браво! Можешь говорить Нико, не стесняйся. Ты ведь, наверное, уже спала с ним?
Она молчала. Она не собиралась говорить с ним в таком тоне.
— Ну, так ты спала с ним?
— Это вас не касается.
Ярость залила ему глаза, она рвалась наружу, как приливная волна. Но ничего, он займется ею позже, у него еще есть время, и он наиграется с ее телом. А пока речь идет об уважении. И чтобы научить ее этому, он нажал на курок, и тело полицейского рухнуло на пол. Одежда тут же окрасилась в красный цвет. Застывшее лицо было повернуто направо, взгляд остекленел. Полицейский дернулся и затих. Он же старался ничего не упустить, наблюдая за своими заложниками. Мальчишка испугался и прижался к молодой женщине. Страх читался и в глазах Каролин.
— Чего вы хотите? — спросила она.
Вот и отлично! Он промолчал, позволив себе только ледяную улыбку, — надо было усилить психологическое давление на жертву.
— Пощадите его, — снова подала она голос.
— Я пока думаю. Убей я его, у меня бы могло сложиться ощущение, что я убиваю самого комиссара Сирски, что было бы приятно.
— Он еще ребенок.
— Да вы просто отважны. Снимаю шляпу и уступаю. У меня в рюкзаке есть веревка и клейкая лента. Вы привяжете мальчишку к столу и замотаете ему рот, чтобы он не пикнул. Не халтурьте, а то мне придется убить его.
Каролин кивнула и повиновалась. Подросток попробовал было упираться, но она остановила его. Он с тоской смотрел, как она привязывает его, и слезы текли у него по щекам. Мужчина подошел проверить, хорошо ли она выполнила его приказание.
— Скажешь своему отцу, что я забрал его девку и готовлю для него кое-что из своей поваренной книги. Уверен, он сумеет оценить. Скажешь еще, что это седьмая женщина седьмого дня. Все запомнил?
Мальчишка мигнул.
— Надевай пальто, мы уходим, — приказал он Каролин.
Боясь, как бы он не выстрелил в Дмитрия, она спокойно выполнила, что он сказал, и они вышли.
— Держи меня под руку и наклони голову.
Никто за ними не гнался. Он толкнул ее к машине.
— Прекрасно! Ни одного движения! При первой попытке — тебя уже нет.
Теперь она принадлежала только ему.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
19. Кошмары
Никогда он не чувствовал себя таким усталым. Никогда еще так отчетливо не понимал, что его жизнь держится всего-навсего на одной ниточке. События вышли из-под контроля. Он сидел на краю кровати, спрятав лицо в блузку Каролин, вдыхал запах этой женщины и не мог сдержать слез. Он не мог даже подумать, что она страдает, он бесконечно боялся ее потерять. Он не мог более представить себе будущее без этой молодой женщины. Знать, что она в руках у этого ублюдка, было мукой. Нужно было действовать, каждая минута на счету. Чья-то рука легла ему на плечо. Нико поднял голову: рядом с ним уселся судья Беккер.
— Было время, — сказал он, — когда я перестал верить во что бы то ни было. Но я сжал кулаки, пошел вперед и выбрался. И каждый день становился победой над ополчившейся на меня судьбой. Я любил свою мать. Она была для меня всем, и мне было всего семь лет. Я мог только смотреть, как она гибнет, и не мог ничего сделать. До того момента, как она попыталась меня убить. Моя собственная мать. И мне пришлось строить себя заново. День за днем, шаг за шагом. Я вновь обрел доверие себе подобных, семью. У меня чудная жена, которая заботится о детях, как ревнивая кошка о
