Там, на вершине скалы, у казаков установлен наблюдательный пункт, и там же расположена единственная на весь остров пушка – орудие, калибром в сорок пять миллиметров, год назад доставленное с Сахалина.

Начальство расщедрилось, после того, как год назад казакам пришлось отбиваться чуть ли не от пяти десятков японцев, приплывших на двух рыболовных шхунах.

Отбились, потеряв двоих бойцов и четырёх охотников из местных. Япошки без армейской выучки оказались. Толпа оборванных рыбаков с ружьями. Правда, сражались они отчаянно и даже часть домов на окраине посёлка успели захватить. Вот там и случились потери, когда остатки этих голодранцев из домов выбивали.

Приложив ладонь ко лбу, десятник проследил, что телега с досками доехала куда надо.

Почти пятьдесят метров жёлоба, сколоченного из толстых плах, опирались на столбы из дикого камня. Горячую воду из термального источника, текущую по желобу, казаки приспособили для отопления казармы, а на выходе, около баньки, ещё и бассейн небольшой выложили. Пара лет уже прошла, как нехитрое сооружение жизнь заставы веселее сделало, да вот пострадал желоб во время последнего землетрясения, обвалившего один из столбов. Ремонт требуется.

Уловив соблазнительные запахи, донёсшиеся с кухни, десятник закрутил ус, довольно улыбаясь.

Марфа его на кухне хозяйничает. Медвежатину готовит.

Медведя на острове ужас сколько развелось. Хозяевами себя чувствуют. Чуть ли не каждую неделю к посёлку выходят, а сколько их на реках, особенно по весне, когда нерка и горбуша на нерест идёт, так, что в реках рыбы больше, чем воды, и вовсе не счесть. Чуть ли не на каждом перекате по топтыгину сидит и рыбкой лакомится. А его казакам медведь, вышедший к посёлку, только в радость. Знатный приварок выходит, и шкура медвежья без дела не пропадает. Опять же мужики, что на охоте и рыбалке заняты, за семьи меньше беспокоятся. Знают, присмотрят казаки за посёлком в их отсутствие.

Марфу, крутобёдрую молодуху, Аким с материка привёз. Думал он, что отслужив срок контракта и вернувшись на большую землю, он на остров уже никогда больше не вернётся, но прожив два месяца в городе, заскучал и закручинился. Тесно показалось, и всё не так, как надо. Простора нет, ветров океанских не хватает, которыми полной грудью дышишь.

Не отпускает Итуруп. Следующего года десятник дожидаться не стал. Схватил в охапку свои вещи, молодую жену через три дня после свадьбы собрал, и снова на пять лет контракт подписал.

Сначала Аким и сам не понял, отчего у него отношение к заставе поменялось. Первый срок пока служил, ни разу не почувствовал того хозяйского, рачительного отношения, какое сейчас у него к обустройству заставы появилось. Раньше-то ему казалось, что всё вокруг временное, а теперь, шалишь. Если взялся что делать, то только на совесть, чтобы надолго хватило.

– Глянь-ка вокруг, дымов нигде не видно? – для порядка окрикнул десятник молодого казака, пялящегося в подзорную трубу на посёлок, отлично видимый с самой верхотуры скалы, где был оборудован наблюдательный пункт.

– Никак нет. Разве что вулкан Стокап больше обычного смрадом дышит. Как бы снова трясти не начало, – весело откликнулись сверху.

– Ну, хорошо, коли так, – проворчал десятник, на ходу прикинув, что по такой погоде посланный позавчера конный дозор в два казака, уже осмотрел залив Касатки, и «гостей» там не нашёл. Иначе запылали бы уже на одной из вершин заготовленные кучи валежника, посылая заставе тревожный сигнал.

Большой он, залив Касатки. В далёком, тысяча девятьсот сорок первом году, если по старому стилю считать, там вся японская эскадра перед походом на Перл-Харбор свободно уместилась.

Оглядев всё ещё раз, и оставшись доволен увиденным, десятник в который раз за день хмыкнул, невольно бросив взгляд на окраину посёлка, где уже второй день, к полному восторгу местной ребятни, виднелась белая туша дирижабля. Геологи с нанятыми проводниками ушли к вулкану Кудрявый, и дирижабль с командой дожидается их возвращения.

Спускаясь по выбитым в камне ступеням на заставу, укрытую от океанского ветра за скалой, десятник ещё раз прикинул, кого он после обеда пошлёт на ремонт желоба.

По всему выходило, что самому идти тоже придётся. От молодых казаков толку немного, сами не справятся. Впрочем, не привыкать. Многое на заставе его руками сделано.

Ранним утром посёлок разбудили тревожные звуки набата.

Лейтенант Нагадзиро Суецуги командовал эсминцем второго класса «Янаги» недавно.

Меньше года прошло, как сегунат, пришедший к власти, частой гребёнкой прошёлся по флоту, выпалывая сторонников Микадо. На освободившиеся места назначали молодёжь, ранее и не помышлявшую о столь быстром карьерном росте.

Нагадзиро, как и большинство молодых флотских офицеров, мечтал о боях и славе. Оттого он всей душой поддерживал сегунат. Сами подумайте, зачем молодым героям, рвущимся в бой неважно с кем, мягкотелый Микадо, который за двадцать лет своего правления ни с кем не воевал. То ли дело сегунат, пропагандирующий самурайский дух.

Военное правительство – это путь к славе для таких, как он, капитан боевого корабля НагадзироСуецуги.

Однако, как не вглядывался юный капитан в берега острова, появившиеся с рассветом, никакой достойной цели он так и не увидел. Не считать же целью несколько рыбачьих шаланд у самодельного причала и вытащенную на берег шхуну. С тоской взглянув на приготовленные к бою торпедные аппараты, Нагадзиро отдал приказ развернуться носом к волне, а там и вовсе приказал отдать якоря, наведя на небольшой рыбацкий посёлок все три орудия.

Ему было приказано сопроводить до острова пароход с неполной ротой солдат, он и сопроводил. А то что в бой вступить не с кем, то не его вина. Может, оно и к лучшему. Эсминцы класса «Момо» давно устарели. В нынешней неразберихе, что творится в Японии, ремонта старых кораблей не дождаться. Случись им встретиться с русским военным кораблём, и вся надежда только на шесть торпедных аппаратов, да боевой дух командира. Не на экипаж же, собранный с миру по нитке надеяться. Старослужащих на корабле почти не осталось. Те, кто присягал на верность Микадо, разбежались в период смуты и перехода власти. Чтобы их вернуть, сегунату нужны победы. Пусть и такие, как возвращение Японии обезлюдевших Курильских островов.

Погода на Курилах меняется по несколько раз в день.

Пока пароход, эта старая калоша, до сих пор сохранившая элементы парусного вооружения, дополз до эсминца и встал метрах в ста за его кормой, ветерок стал резче, и мерная плавная океанская волна изменила характер. Порой с гребней волн порывы ветра принялись сдувать пену.

Нагадзиро с улыбкой комментировал неловкие действия экипажа парохода, когда те начали спускать шлюпки, а затем и вовсе расхохотался, глядя, как неумело в них грузятся пехотинцы, периодически вываливаясь за борт из раскачивающихся шлюпок.

Первый русский снаряд, прилетевший неизвестно откуда и накрывший своим всплеском одну из шлюпок, застал лейтенанта врасплох. Напрасно он вглядывался в посёлок, и то же самое делали комендоры орудий, водя стволами пушек.