Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
В день Победы, 9 мая, Косыгин бросил курить. Так он отметил главный рубеж в жизни страны. «Трудовой фронт» после окончания войны только расширялся.
Оперативная координация действий различных наркоматов и ведомств, способность быстро ориентироваться в различных управленческих и производственных вопросах, цепкая память и ясный ум, знание положения дел в самых разных отраслях — все это способствовало продуктивной деятельности Алексея Николаевича на посту председателя Совнаркома РСФСР. И эти качества получили должное признание руководства страны.
Еще 15 апреля 1944 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление о заместителях председателя Совнаркома СССР. Прежде их насчитывалось тринадцать: В. М. Молотов (первый заместитель), А. И. Микоян, Л. П. Берия, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, Н. А. Вознесенский, А. Я. Вышинский, В. А. Малышев, М. Г. Первухин, А. Н. Косыгин, М. З. Сабуров, Н. А. Булганин, Л. З. Мехлис. Как выяснилось, из их числа «всего 6 или 7 человек имеют возможность исполнять функции заместителей, остальные же либо потому, что слишком загружены работой в своем Наркомате, либо потому, что в настоящее время отвлечены для работы на фронте (Н. А. Булганин, Л. З. Мехлис), — не имеют возможности отправлять функций заместителей председателя Совнаркома. С другой стороны, Г. М. Маленков, который не состоит заместителем председателя Совнаркома, на деле выполняет функции заместителя по ряду наркоматов»[255].
При реорганизации Г. М. Маленков получил назначение зампреда, полномочия сложили Мехлис, Булганин, Вышинский, Первухин, Сабуров, Малышев, Каганович.
Докладная записка А. Н. Косыгина И. В. Сталину и В. М. Молотову с просьбой рассмотреть вопрос о возможности увеличения государственной помощи семьям погибших воинов и инвалидам Великой Отечественной войны и с предложениями по подготовке проекта соответствующего указа Президиума Верховного Совета СССР. 25 января 1945. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 804. Л. 87, 88]
Алексей Николаевич не только сохранил свой пост в Совнаркоме СССР, но и вошел в Бюро СНК — орган, созданный для повседневного руководства подведомственными учреждениями и организациями. В. М. Молотов стал его председателем, А. И. Микоян, Н. А. Вознесенский, Н. М. Шверник, А. А. Андреев — членами[256]. Чуть позже Косыгина включили и в Оперативное бюро СНК СССР по вопросам работы промышленных наркоматов и транспорта.
Работы прибавилось, как, разумеется, и ответственности. У Косыгина было четыре секретаря, которые выходили по двое в смену через день. Рабочий день их начинался в 10 утра, а кончался в 4–5 утра следующего дня. Косыгин же работал каждый день, и по такому же насыщенному графику, без смены.
Война не изменила его внешне: выше среднего роста, еще молодой (41 год в 1945-м), подтянутый и с довольно суровым лицом. Не изменился и внутренне. Он служил с полной самоотдачей и того же требовал от подчиненных.
Вот еще один фрагмент из воспоминаний А. С. Болдырева:
«Алексею Николаевичу стало известно, что некоторые из его заместителей не гнушаются принимать „сувениры“, „опытные образцы“ от представителей краев и областей, наркоматов.
— Вы знаете об этом? — в упор спросил он меня.
— Конкретных фактов у меня нет, но слышал об этом, — ответил я.
И надо же было такому случиться! Буквально через несколько дней на столе Алексея Николаевича вместо привычного письменного прибора и стакана с карандашами появилась изящная шкатулка, отделанная серебром, и красивый чернильный прибор.
Постановление Совнаркома СССР № 2284 „Об образовании оперативных бюро Совнаркома СССР“. 6 сентября 1945. [ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 1. Д. 262. Л. 43–45]
Заместитель председателя Совнаркома СССР А. Н. Косыгин выступает на заседании X сессии Верховного Совета СССР 1-го созыва. Москва. 1944. [РГАКФД. Ед. хр. 4828 а]
— Откуда это?! — Он был по-настоящему рассержен. — Прикажите немедленно убрать и выясните, кто автор этой провокации.
Я узнал, что шкатулку и прибор доставил представитель одной из кавказских автономных республик якобы по заказу Косыгина.
— Какая гадость, — заметил Алексей Николаевич. — А знаете что, я с этим товарищем разберусь сам, а вы через десять минут пригласите ко мне всех заместителей.
Шкатулку и прибор убрали, на столе появились обычные карандаши в стакане и небольшая чернильница. В кабинете собрались заместители. Косыгин в самой резкой форме рассказал о случившемся и о слухах по поводу „сувениров“ и „опытных образцов“.
— Я предупреждаю, — сказал он, — если кто-нибудь позарится на такие подарки, я немедленно поставлю вопрос о снятии виновного с занимаемого поста»[257].
Заседание Х сессии Верховного Совета СССР 1-го созыва. Делегаты слушают доклад А. Н. Косыгина. Москва. 1944. [РГАКФД. Ед. хр. 4828 в]
* * *
Почти три года Алексей Николаевич занимал пост председателя Совета народных комиссаров РСФСР, самой крупной территориальной единицы в СССР. Пост и сам по себе ответственный, а в условиях войны и первых послевоенных месяцев — вдвойне. За время деятельности Косыгина на посту председателя Совнаркома РСФСР правительство приняло более 50 постановлений, причем большинство из них было связано с совершенствованием государственного управления.
Неимоверное напряжение военных лет только укрепило в его натуре те черты, которые выделяли его среди многих чистых хозяйственников, выполнявших поручения «сверху». За что бы он ни брался, глубоко изучал проблему не только изнутри, но и во взаимосвязи с общей ситуацией. Это — черты сформировавшегося государственного деятеля. Косыгин концентрировал внимание на практических подходах и решениях и не терпел общих рассуждений и некомпетентности. Он не ограничивался телефонными отчетами с мест, проверял и перепроверял информацию и, когда нужно, — выезжал на место сам. Притом умел отбирать специалистов, на которых мог положиться — не в политических баталиях и интригах, а в промышленности, строительстве, в сельском хозяйстве, в инженерии, в медицине, в образовании. Деловые качества людей он определял практически безошибочно и находил достойным место в своей команде. Однако и требовал с них больше, чем с других. Особая ответственность возлагалась, как водится, за собственные инициативы.
В условиях мобилизационной экономики особенно пригодились трезвый расчет, рационализм, умение быстро принимать оптимальное решение.
Деятельность всей системы «отмобилизованного» хозяйства Косыгин благодаря своим должностям в 1941–1945 годах освоил и изучил, что называется, изнутри. Разумеется, первейшая роль в такой модели отводилась первому лицу государства, наделенному поистине диктаторскими полномочиями. Все мобилизационно-управленческие структуры — ГКО, Совнарком, Совет по эвакуации, многочисленные комиссии и комитеты — служили лишь придатками, или, правильнее сказать, «приводными ремнями» для «перезапуска» экономики в условиях военного времени.
Косыгин ни на секунду не сомневался в объективной необходимости избранной системы управления.