class="title6">

На посев леса

Опять весна; опять смеется луг,

И весел лес своей младой одеждой,

И поселян неутомимый плуг

Браздит поля с покорством и надеждой.

Но нет уже весны в душе моей,

Но нет уже в душе моей надежды,

Уж дольний мир уходит от очей,

Пред вечным днем я опускаю вежды.

Уж та зима главу мою сребрит,

Что греет сев для будущего мира,

Но праг земли не перешел пиит, —

К ее сынам еще взывает лира.

Велик Господь! Он милосерд, но прав:

Нет на земле ничтожного мгновенья;

Прощает он безумию забав,

Но никогда пирам злоумышленья.

Кого измял души моей порыв,

Тот вызвать мог меня на бой кровавый;

Но подо мной, сокрытый ров изрыв,

Свои рога венчал он падшей славой!

Летел душой я к новым племенам,

Любил, ласкал их пустоцветный колос;

Я дни извел, стучась к людским сердцам,

Всех чувств благих я подавал им голос.

Ответа нет! Отвергнул струны я,

Да хрящ другой мне будет плодоносен!

И вот ему несет рука моя

Зародыши елей, дубов и сосен.

И пусть! Простяся с лирою моей,

Я верую: ее заменят эти

Поэзии таинственных скорбей

Могучие и сумрачные дети.

Вторая половина 1842?

Пироскаф

Дикою, грозною ласкою полны,

Бьют в наш корабль Средиземные волны.

Вот над кормою стал капитан.

Визгнул свисток его. Братствуя с паром,

Ветру наш парус раздался недаром:

Пенясь, глубоко вздохнул океан!

Мчимся. Колеса могучей машины

Роют волнистое лоно пучины.

Парус надулся. Берег исчез.

Наедине мы с морскими волнами;

Только что чайка вьется за нами

Белая, рея меж вод и небес.

Только вдали, океана жилица,

Чайке подобна, вод его птица,

Парус развив, как большое крыло,

С бурной стихией в томительном споре,

Лодка рыбачья качается в море, —

С брегом набрежное скрылось, ушло!

Много земель я оставил за мною;

Вынес я много смятенной душою

Радостей ложных, истинных зол;

Много мятежных решил я вопросов.

Прежде чем руки марсельских матросов

Подняли якорь, надежды символ!

С детства влекла меня сердца тренога

В область свободную влажного бога;

Жадные длани я к ней простирал,

Темную страсть мою днесь награждая,

Кротко щадит меня немочь морская,

Пеною здравья брызжет мне вал!

Нужды нет, близко ль, далеко ль до брега!

В сердце к нему приготовлена нега.

Вижу Фетиду; мне жребий благой

Емлет она из лазоревой урны:

Завтра увижу я башни Ливурны,

Завтра увижу Элизий земной!

Апрель 1844

Петр Александрович Плетнев

1792–1865

К рукописи Б<аратынско>го стихов

Быть может, милый друг, разгневанные боги

Внезапно уведут меня с земной дороги,

И свеет легкий ветр следы моих шагов;

Быть может, ни один из юношеских снов

Не сбудется со мной; и в тайном отдаленье,

Как жертву, ждет меня холодное забвенье.

Пусть свиток сей хранит руки моей черты,

И сбудется со мной хоть часть моей мечты!

С благоговением потомок просвещенный

Рассматривать начнет сей свиток драгоценный

И (любопытствуя, по чуждому перу)

Прочтет мои стихи – и весь я не умру.

<1821>

Безвестность

За днем сбывая день в неведомом углу,

Люблю моей судьбы хранительную мглу.

Заброшенная жизнь, по воле Провиденья,

Оплотом стала мне от бурного волненья.

Непраздно погубя беспечность и досуг,

Я вымерял уму законный действий круг:

Он тесен и закрыт; но в нём без искушенья

Кладу любимые мои напечатленья.

Лампада темная в безмолвии ночей

Так изливает свет чуть видимых лучей;

Но в недре тишины спокойно догорает

И темный свой предел до утра освещает.

<1827>

Василий Иванович Туманский

1800–1860

Одесса

В стране, прославленной молвою бранных дней,

Где долго небеса отрада для очей,

Где тополы шумят, синеют грозны воды, —

Сын хлада изумлен сиянием природы.

Под легкой сению вечерних облаков

Здесь упоительно сияние садов.

Здесь ночи теплые, луной и негой полны,

На злачные брега, на сребряные волны

Сзывают юношей веселые рои…

И с пеной по морю расходятся ладьи.

Здесь – тихой осени надежда и услада —

Холмы увенчаны кистями винограда.

И девы, томные наперсницы забав,

Потупя быстрый взор иль очи приподняв,

Равно прекрасные, сгорают наслажденьем

И душу странника томят недоуменьем.

<1823>

Имя милое России

У подножия Балкана,

На победных берегах,

Имя милое России

Часто на моих устах.

Часто, вырвавшись из града,

Всадник странный и немой,

Я в раздумьи еду, еду

Долго все на север мой.

Часто, родина святая,

За тебя молюсь во сне;

Даже в образах чужбины

Верный лик твой светит мне.

Слышу ль моря плеск и грохот —

Я сочувственно горжусь,

Мысля: так гремит и плещет

Вновь прославленная Русь!

Вижу ль минарет, всходящий,

Белый, стройный, в облака, —

Я взываю: наша слава

Так бела и высока!

И, объятый гордой думой,

Я не помню сердца ран:

Имя милое России

Мне от скорби талисман.

1830

Стансы

Ни дум благих, ни звуков нежных

Не хочет