Он спокойно выкрикивал приказы, маневрируя с врожденным искусством, замерял глубину с обоих бортов и часто бросал взгляд наверх, чтобы оценить наполненность парусов и скорость надвигающегося шторма. Спокойно делал он все это, но с яростной, страстной напряженностью и с немалой гордостью.

И спокойно, когда все стало ясно и не осталось сомнений в том, что у него нет выбора, Колл сдался.

— Лево на борт! — прогремел он тем же голосом каким отдавал приказы на протяжении всей битвы со штормом. — На северо-восток! Мне очень жаль, Дьярмуд, нам придется идти со штормом и попытать удачи на другом конце!

Дьярмуд дан Айлиль, наследник королевства Бреннин, был слишком занят тем, что сражался с канатом паруса, выполняя отданную команду, чтобы как-то реагировать на его просьбу о прощении. Рядом с принцем, промокший насквозь, почти оглушенный воем бури, Пол пытался быть полезным и справиться с тем, что было ему известно.

С тем, что знал с самого первого порыва ветра два часа тому назад, с первого взгляда на черную полоску на юго-западном горизонте, которая теперь превратилась в завесу, в плотную темноту, закрывшую небо. По биению пульса Морнира внутри себя, по спокойному месту, похожему на озеро, в своей крови, которое отмечало присутствие Бога, он знал: то, что надвигалось, было не просто штормом.

Он был Пуйл Дважды Рожденный, одаренный властью на Древе Жизни, получивший новое имя, и он умел распознать проявление столь могучей силы. Морнир предостерег его, но больше ничего не мог сделать, Пол это знал. Это был не его шторм, несмотря на сокрушительные раскаты грома, и не Лиранана, неуловимого морского Бога. Его мог бы устроить Метран с помощью Котла Кат Миголя, но маг-предатель был мертв, а Котел разлетелся на куски. И этот шторм далеко в открытом море послал не Ракот Могрим из Старкадха.

Что означало только одно, и у Колла из Тарлиндела, при всем его доблестном мастерстве, не было ни малейшего шанса. Такое не скажешь капитану корабля в море, это Пол хорошо понимал. Надо позволить ему сражаться и верить, что он угадает момент, когда сражаться дальше бессмысленно. А после, если уцелеешь, можно попытаться излечить его гордость, поведав ему, почему он потерпел поражение.

Если уцелеешь.

— Клянусь кровью Лизен! — воскликнул Дьярмуд. Пол поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, что небо полностью поглотила тьма, и темно-зеленая волна, вдвое выше корабля, нависла над ним и начала рушиться вниз.

— Держись! — снова крикнул принц и железной хваткой вцепился в его наспех наброшенную куртку. Пол обхватил одной рукой Дьярмуда, а вторую продел в веревочную петлю, привязанную к мачте, и стиснул ее изо всех сил. Потом закрыл глаза.

Волна обрушилась на них всей тяжестью моря и рока. Судьбы, от которой невозможно уйти, которую невозможно отодвинуть. Дьярмуд держал его, а Пол сжимал принца, и оба цеплялись друг за друга, как дети, которыми они и были.

Дети Ткача. Ткача у Станка, который послал этот шторм.

Когда Пол снова обрел способность видеть и дышать, он сквозь хлещущий дождь и водяную пыль взглянул в сторону румпеля. Колл получил так необходимую ему помощь, чтобы справиться с задачей, от которой мышцы рвались, и удержать корабль на новом курсе. Теперь они неслись со всей скоростью шторма, с угрожающей, шокирующей быстротой в бушующем море, со скоростью, при которой малейший поворот руля мог перевернуть их вверх килем, словно игрушку на волнах. Но теперь рядом с Коллом был Артур Пендрагон, помогал сохранять равновесие, сражался плечом к плечу рядом с моряком. Соленые брызги насквозь пропитали его седеющую бороду, и Пол знал — хоть едва различал их с того места, где он скорчился под главной мачтой, — что в глазах Воина все падали и падали звезды, пока его снова уносила к предсказанной судьбе рука Ткача, который соткал эту судьбу.

Дети, подумал Пол. Они все были одновременно детьми, беспомощными на этом корабле, и детьми которые умерли, когда Воин был молодым и так ужасно боялся, что его прекрасная мечта погибнет. Оба образа слились в его воображении, как сливались, расплываясь, дождь и морские брызги, гонящие их вперед.

Впереди ветра «Придуин» неслась по морю с такой скоростью, которую не способен был выдержать ни один корабль, никакие паруса. Но дерево этого корабля, хоть и трещало и скрежетало от напряжения, пока держалось, а паруса, сотканные с любовью, и старанием, и с веками передаваемым из рук в руки мастерством в Тарлинделе, городе моряков, ловили этот завывающий ветер, раздувались, но не рвались, пусть даже черное небо над ними распарывали в клочки молнии, и само море содрогалось от раскатов грома.

На безумном гребне этой скорости двое мужчин у румпеля пытались удержать корабль на курсе, их тела напрягались от сверхчеловеческих усилий. А затем, без всякого удивления, только с приглушенным, болезненным ощущением неизбежности, Пол увидел, как к ним пробрался Ланселот Озерный. И поэтому в самом конце их было трое: Колл управлял кораблем вместе со стоящими по обеим сторонам от него Артуром и Ланселотом. Их ноги были широко расставлены на скользкой палубе, руки сжимали румпель в безупречной, необходимой гармонии, и они вместе направляли этот маленький, отважный, такой выносливый корабль в бухту Анор Лизен.

И неслись прямо на острые зубья скал, охраняющих южный вход в залив, потому что не в силах были отклониться ни на одно деление от направления ветра.

Пол после так и не понял, предназначено ли им было выжить или нет. Артур и Ланселот должны были уцелеть, это он знал, иначе не было никакого смысла в этом шторме, который принес их сюда. Но остальные не были незаменимыми, какой бы горькой ни казалась эта мысль для дальнейшего течения этой истории.

И еще он не понял, что именно предупредило его.

Они неслись так быстро сквозь тьму и брызги, сквозь слепящую пелену дождя, что никто из них не видел даже берега, не говоря уже о скалах. Вспоминая тот момент, пытаясь вновь пережить его, он после решил, что, возможно, заговорили его вороны, но тогда на «Придуин» царил хаос, и он не был в этом уверен.

Пол знал одно: в какую-то долю секунды, перед тем как «Придуин» раскололась бы на щепки и шпангоуты, он поднялся на ноги, неестественно твердо встал под напором неестественного шторма и крикнул голосом, в котором прогремели раскаты грома, который сам стал громом внутри грома, — точно так же, как Пол был частью Древа Жизни и был внутри его в ту ночь, когда готовился умереть. И этим голосом, голосом Морнира, который вернул его снова в жизнь, он крикнул: «Лиранан!» — как раз в то мгновение, когда они врезались в скалы.

Мачты треснули, как ломающиеся деревья; бока и палуба лопнули; днище судна было безжалостно, полностью, сорвано, и внутрь хлынула темная вода. Пола сбросило с палубы внезапно остановившегося корабля, словно листок, ветку, нечто бессмысленное и ненужное. Они все полетели за борт, все члены команды того корабля, который еще мгновение назад был любимой «Придуин» дедушки Колла.

И в ту долю секунды, пока Пол летел, в течение еще одного колебания времени, пробуя на вкус вторую смерть, зная, что под ним скалы и кипящее, разъяренное, все уничтожающее море, в ту самую долю секунды он ясно услышал в своем мозгу голос, который хорошо помнил.