— Я похож на бойскаута?

— Если я узнаю что-нибудь интересное, не компрометирующее моего клиента, — сказал Страйк, предвидевший этот разговор, — ты можешь это взять.

— Я тебя в этом уверяю, — сказал Робертсон, разжал пальцы, чтобы вытащить из пачки еще одну никотиновую жвачку, засунул ее в рот и запил пивом.

— Значит, ты не испугаешься писать о них? — спросил Страйк.

— Нет, если ты сможешь предоставить мне какую-нибудь достоверную информацию. Они — кучка пиздюков. Я был бы чертовски рад помочь их уничтожить.

— Как я понимаю, они тебя сильно достали?

— Из-за этой статьи я чуть не потерял работу, — сказал Робертсон. — Адвокаты в заднице, газета обосралась, моя бывшая жена получала анонимный звонки на домашний телефон…

— Правда?

— О, да. И видел бы ты, что эти ублюдки сделали с моей страницей в Википедии.

— У тебя есть страница в Википедии? — удивился Страйк.

— До того, как я с ними связался, у меня ее не было, но после выхода моей статьи ВГЦ сделали для меня. Опальный журналист Фергюс Робертсон. Пресловутый алкоголик Фергюс Робертсон. Бытовой насильник Ф… — Я и пальцем не тронул свою бывшую, — добавил Робертсон, немного защищаясь. — Так что, да: если у тебя будет что-нибудь доказательное, я, блядь, это напечатаю, и они пожалеют о том гребаном дне, когда напали на меня.

Страйк достал блокнот и ручку.

— Что заставило тебя в первую очередь обратить на них внимание?

— Я начал копать под толстосумов и знаменитостей, которые присоединились к ним.

— А что им с этого?

— Что касается толстосумов, то они могут общаться со знаменитостями. Для последних ВГЦ организует фотосессии: не нужно работать, достаточно прийти и сфотографироваться с молодыми опекунами или бездомными. Такие люди, как Ноли Сеймур, любят выглядеть одухотворенными. А еще есть доктор Чжоу.

— Я не слышал о нем, пока не прочитал твою статью.

— Я так понимаю, ты не смотришь телевизор за завтраком?

Страйк покачал головой.

— У него есть постоянное место в одном из шоу. Похож на Брюса Ли, попавшего в автомобильную аварию. У него есть клиника в Белгравии, где он принимает людей, у которых денег больше, чем ума. Всякое дерьмо. Купирование. Гипноз. Регрессия прошлой жизни.

— Ты сказал в материале, что он набирает сотрудников для ВГЦ из своей клиники.

— Я думаю, что он — одна из основных точек входа для крупных доноров. Это была одна из тех вещей, от которых юристы ВГЦ заставили меня отказаться.

— Бывший член, с которым ты беседовал для статьи…

— Бедная маленькая корова, — беззлобно вздохнул Робертсон. — Она была единственной, кого я смог разговорить.

— Как долго она там находилась?

— Пять с половиной лет. Пришла на встречу со школьным другом. Друг ушел после первой недели, а она осталась. Она лесбиянка, — сказал Робертсон, — и папе не нравилось, что ей нравятся женщины. — ВГЦ рекламировала себя как инклюзивную организацию, так что можно понять, как она на это купилась. Она из очень богатой семьи. Церковь выдоила из нее большую часть наследства, а потом снова выплюнула.

— И она рассказала, что ее избивали?

— Избивали, морили голодом, заставляли ходить с мужчинами, да… но я не смог получить ни одного подтверждения, поэтому все остальные слова — “якобы”. — Робертсон сделал еще один глоток пива, затем сказал: — Я не мог использовать многое из того, что она мне рассказала, потому что знал, что газета получит огромный судебный иск. Конечно, это все равно чуть не случилось. Надо было включить все в это дело, и результат был бы тот же самый.

— Она утверждала, что средства были присвоены?

— Да, в основном наличными. Она сказала мне, что если они собирают деньги на улице, то должны внести определенную сумму, прежде чем им разрешат остановиться. Имей в виду, что люди занимаются этим в Лондоне, Бирмингеме, Глазго, Мюнхене, Сан-Франциско — знаешь ли ты, что они есть и в Германии, и в Штатах?

— Да, я видел это на их сайте.

— Да, так вот, она сказала, что члены церкви, собирающие деньги, должны получить сто фунтов, прежде чем им разрешат сесть за стол или поесть. Она сказала мне, что никто не знает, куда все это девается, но старый папаша Джей очень хорошо себя чувствует. По слухам, у него есть поместье на Антигуа, куда директора отправляются на духовные ретриты. Никакой чертовой фермы Чепменов для них.

— Значит, ты придержал некоторые материалы, потому что было слишком жарко для печати, не так ли?

— Пришлось. Я хотел защитить источник. Я знал, что люди сочтут ее сумасшедшей, если я использую все, что она рассказала.

— Было что-то сверхъестественное?

— Ты уже знаешь об этом, не так ли? — сказал Робертсон, челюсти которого все еще усиленно работали над своей никотиновой жвачкой. — Да, именно так. Утонувший пророк.

— Бывшие члены, похоже, очень боятся Утонувшего Пророка.

— Ну, она придет за ними, если они уйдут.

— Придет за ними, — повторил Страйк.

— Да. Членов клуба учат, что если они раскроют Божественные тайны, то она придет и заберет их.

— Что такое Божественные тайны?

— Она мне не сказала.

Робертсон допил остатки пива.

— Через два дня после разговора со мной она увидела ранним утром в окне своей спальни утонувшего пророка. Она позвонила мне в истерике, что сказала слишком много, и утонувший пророк пришел за ней, но я все равно должен напечатать эту историю. Я пытался ее успокоить. Говорил, что ей нужен психотерапевт, но она не поддавалась. Она повторяла: “Есть кое-что, чего вы не знаете, есть кое-что, чего вы не знаете”. Она положила трубку, заперлась в ванной комнате родителей и перерезала себе вены в ванной. Она выжила — еле-еле.

— Черт, — сказал Страйк.

— Да. Ее отец обвинил меня, чертова сволочь — он все еще вел себя с ней как дерьмо за то, что она вступила в секту и отдала им все свои деньги, так что, с одной стороны, семья источника утверждает, что я склонил ее к самоубийству, с другой стороны, ВГЦ угрожает обанкротить газету за то, что, по их словам, является фальшивыми заявлениями, а я застрял посередине, и моя работа висит на волоске.

— Где сейчас девушка?

—