– Все в порядке, обыкновенная простуда, – отозвался Хут, сморкаясь в платок.

Внизу негромко засмеялись.

– Продвигайтесь вперед вдоль стены, – велел Хут, осторожно зашагал первым и скрылся в том месте, где раньше стоял бельевой шкаф.

Мимо свисающего на первый этаж до неузнаваемости искореженного водонагревательного котла Дуглас прошел в свою спальню. Здесь, в передней части дома, уцелело достаточное количество несущих балок, чтобы пол выдержал тяжелую кровать – монументальное ложе с кованым медным изголовьем, свадебный подарок родителей Джилл.

– Кабель сюда! – крикнул Хут.

Снизу ему тут же бросили провод. Хут с привычной сноровкой подхватил его, скрутил и подтянул туда, где стоял большой переносной фонарь. Впустую пощелкав выключателем, он снова заорал:

– Свет мне дайте! Ну?!

– Сию минуту, штандартенфюрер, сию минуту! – засуетились внизу, отчаянно пытаясь заверениями выиграть несколько драгоценных секунд.

Глаза Дугласа успели привыкнуть к темноте, и он уже кое-как различал силуэт кровати. Изголовье смялось и погнулось, из матраса торчали пружины, и все это, конечно, не подлежало ремонту, тем не менее какой-то мародер, видимо, примерялся к добыче. Кто-то поставил неподъемную конструкцию на торец и прислонил к краю дыры, где прежде было окно, выходящее на маленький садик и улицу. А потом в просвете стремительно бегущих облаков показалась луна, и Дуглас увидел еще кое-что. В спальне был человек. Некто распростертый на кровати в позе, противоречащей земному притяжению.

– Свет, черт вас всех дери! – рявкнул Хут.

Послышались обрывки фраз на немецком, несколько раз безрезультатно фыркнул генератор, затем последовал громкий хлопок, вскрик и ругань. Ничего не понимающий Дуглас осмелился немного пройти вперед. Отсюда ему было видно, как мечутся внизу фонари солдат. Ветер гудел в телефонных проводах, намотанных вокруг обугленных потолочных балок, остов дома поскрипывал. Наконец, генератор кашлянул, прерывисто зафырчал, взревел и завелся, но света по-прежнему не было – не горел ни фонарь в руках у Хута, ни прожектора, установленные во дворе.

– Вы когда-нибудь слыхали, что немцы – очень сноровистая и практичная раса? – кисло поинтересовался Хут у Дугласа.

– Это вопрос приоритетов, – ответил Дуглас, и тут прожектора вспыхнули.

Ослепительные лучи прорезали тьму, как скальпели. Дуглас был вынужден зажмурить глаза и отвернуться, прежде чем смог осторожно взглянуть на кровать и распростертую на ней фигуру.

С парня содрали всю одежду, кроме изорванного и запятнанного кровью белья, запястья прикрутили к изголовью проволокой. Окровавленная голова свисала на грудь, как у Христа. В общем-то, именно такого сходства они и добивались.

– Джимми Данн! – выдохнул Дуглас.

– Вам не раз приходилось видеть мертвецов, инспектор.

– Господи, бедный Джимми!

– Он выполнял ваше поручение?

– Да, расследовал то самое убийство.

Хут потянулся и какой-то палкой поддел большой кусок картона, прикрученный проволокой у Джимми на груди. «Я был английской ищейкой, которая вынюхивала добычу для немецких охотников», – гласила надпись.

– Бедный малыш Джимми… – повторил Дуглас.

Гарри Вудс оказался прав. Рискованно было привлекать к этому делу необстрелянного парня, и теперь Дуглас чувствовал личную ответственность за его смерть.

– А, доблестные британские патриоты, – проговорил Хут. – Что, гордитесь вы ими, инспектор? Э нет, не сметь! – рявкнул он, увидев, что Дуглас отворачивается.

Он схватил Дугласа за плечи и силой заставил смотреть на залитое светом прожекторов мертвое тело Джимми, на покрывающие его раны и ожоги, хорошо дающие понять, какими были его последние часы. Дуглас оттолкнул его, и некоторое время они с Хутом боролись на куче щебня, пока наконец Дуглас не нанес достаточно чувствительный удар. Хут крякнул от боли и отступил. Высвободившись из его хватки, Дуглас полез вниз.

Хут последовал за ним, никак не унимаясь.

– Надо же, инспектор, я увидел у вас проблеск эмоций! Кто бы мог ожидать!

– Джимми был хорошим копом.

– И это в ваших понятиях, конечно, высшая похвала.

– На задание послал его я.

– А ваши друзья из Сопротивления его убили. – Хут споткнулся. – Но бьете вы почему-то не их, а меня.

– Где-то под этими камнями лежит моя жена, – произнес Дуглас, вроде как оправдываясь за вспыльчивость, хотя ни капли вины в его голосе не было.

– Знаю, знаю.

– Когда это случилось?

Хут спустился по куче щебня и спрыгнул на землю.

– Его обнаружил пеший патруль в двадцать два часа сорок семь минут. Патрули тут регулярные, в точности раз в два часа… Эти безмозглые солдафоны никогда не научатся бороться с партизанами! – Он помолчал и добавил негромко: – Это угроза. Вас намерены убить. Вы понимаете?

– Может, и так, – спокойно ответил Дуглас.

Подошли к машинам.

– Отправьте туда фотографа, – приказал Хут молодому эсэсовцу, который подобострастно ждал распоряжений, застыв с каменным лицом. – И пусть всю эту жуткую конструкцию уберут до рассвета. А вы… – Тут он повернулся к Дугласу. – Вернитесь-ка домой и смените этот клоунский наряд. – Он выразительно посмотрел на смокинг, виднеющийся из-под распахнутого плаща. – Машину возьмите.

Хут осунулся, на щеках и подбородке торчала щетина. Он потер глаза и замер, готовясь чихнуть, но чиха не вышло.

– Едва на ногах стою, – вдруг признался он, хотя не в его правилах было позволять себе проявление человеческих слабостей.

– Вы снимете оттуда Джимми?

– Езжайте домой. Это не Джимми, это уже труп. – И, заметив, куда смотрит Дуглас, Хут добавил: – Мы проверили все дома отсюда и до железнодорожной станции. Можете не волноваться, никто из ваших прежних соседей ничего не видел и не увидит.

У этого немца был какой-то сверхъестественный талант читать мысли. И потому Дуглас ненавидел себя за эти мысли еще сильнее. В конце концов, какая ему разница, видели соседи или нет? За что ему чувствовать вину?

– Ну что, прощупывали вас уже или как? – осведомился Хут. – Задавали вопросы, как вам нравится работать на фрицев?

– Нет! – отрезал Дуглас.

Не хватало еще, чтобы Хут устроил проверку всех гостей и измором заставил бы рассказать о тайной встрече за карточным столом.

– Нет, – повторил он уже спокойнее.

Хут высморкался и проговорил, обращаясь к своему яркому платку:

– Любопытно… Очень любопытно. Вообще-то, должно было уже начаться…

– Поеду домой. Может, там меня дожидается почтовый голубь.

– Свои остроты приберегите для сержанта Вудса, ему положено смеяться над шутками начальства… Это опасные люди, друг мой. Не пытайтесь играть на две стороны.