Мир в Евангелиях суров. Там много страданий – страданий телесных и душевных. Это мир нравственных крайностей, где добро есть истинное добро, а зло – безусловное зло. Такой же суровый мир и у Агаты Кристи. Кто из нас живет жизнью Эркюля Пуаро и Джейн Марпл, где одно убийство сменяет другое? И за всеми этими убийствами сокрыто столько коварного зла! Неужели наш мир не таков? Ведь большинство из нас не знает ни столько добра, ни столько зла. Мы держимся золотой середины. И тем не менее убийства случаются и у нас, причем иной раз в грандиозном масштабе, не так ли? Первая мировая война закончилась совсем недавно. А по соседству испанцы без удержу изничтожают друг друга. И вот ходят упорные слухи, что не за горами другая мировая война. Символ преступления нашего века, Эузебью, – убийство. Безымянный, во всей своей красе, по-прежнему среди нас. Так что наша золотая середина – всего лишь иллюзия. И наш мир так же суров, однако мы прячемся от него, уповая на удачу и закрывая на все глаза. Но что ты будешь делать, если удача вдруг отвернется от тебя, а глаза широко распахнутся?

Как ни прискорбно, естественных смертей не бывает, хотя врачи уверяют нас в обратном. Каждую смерть мы переживаем как убийство, как несправедливое отнятие у нас любимого человека. Даже самый удачливый из нас в конце концов сталкивается в жизни с убийством – своим собственным. Таков наш удел. Все мы живем в одной детективной истории, где мы же и есть жертвы.

Единственный современный жанр, звучащий в столь же высоком нравственном регистре, что и Евангелия, – это низкопробный детектив. Если бы мы поместили детективные истории Агаты Кристи над Евангелиями и просветили их насквозь, мы непременно заметили бы их соответствие, сходство, согласованность и равнозначность. Мы обнаружили бы в них немало совпадений и подобий в повествовании. Они точно карты одного города, притчи об одной жизни. Они блистают своей незамутненностью. Вот тебе и объяснение, почему Агата Кристи считается самой знаменитой писательницей в мировой истории. Ее притягательность столь же огромна, а распространение столь же велико, как и у Библии, ибо она современный апостол в женском обличье, – выходит, спустя две тысячи лет мужеского словесного господства пришло ее время. И этот новоявленный апостол отвечает на те же вопросы, что и Иисус: как нам быть со смертью? Ведь детективные интриги в конце концов неизменно раскрываются, и тайна всегда ловко распутывается. Точно так же следует относиться в жизни и к смерти: мы должны раскрывать ее, придавать ей смысл, связывать ее с теми или иными обстоятельствами.

И все же между Агатой Кристи и Евангелиями есть существенные различия. Мы живем уже не во времена пророков и чудес. Среди нас уже нет Иисуса, как среди людей евангелической эпохи. В Евангелиях от Матфея, Марка, Луки и Иоанна речь идет о присутствии. А в евангелиях от Агаты Кристи – об отсутствии. Это современные евангелия для современных же людей, куда более недоверчивых и куда менее склонных верить. Поэтому Иисус здесь присутствует лишь отчасти, как бы в пристяжке, и скрытно – под покровом и в маске тайны. Но смотри: он присутствует в ее фамилии. Хотя скорее не явно, а совсем незаметно.

Мария Лозора наблюдает за его реакцией, и ее лицо расплывается в улыбке. Он улыбается ей в ответ, но по-прежнему хранит молчание. Сказать по чести, ему странно слышать, что между Иисусом Христом и Агатой Кристи, апостолом Павлом и Эркюлем Пуаро столько сходства. Римский папа не очень-то обрадовался бы, если бы узнал, что у него объявился серьезный соперник в лице сорокавосьмилетней дамы из Торки, в Англии, сочинившей множество захватывающих развлекательных историй.

Мария снова говорит своим мягким голосом, обволакивающим, точно нежные объятия:

– Это сложнейшая, трудноразрешимая задача нашего нынешнего времени – соединить веру с разумом, не так ли? Как тяжело – и как неразумно – увязывать нашу жизнь с далекими, обрывочными воспоминаниями о благочестии. Вера – штука великая, но непрактичная: разве можно жить обычной жизнью, думая о вечном? Куда проще быть разумным. Разум – штука практичная и вознаграждается сразу, да и работа его понятна. Но разум, увы, слеп. Разум сам по себе ни к чему не приводит, особенно перед лицом тяжких испытаний. Как же уравновесить одно с другим, как жить с верой и разумом? В твоем случае, Эузебью, решение, по-моему, кроется в историях, воспевающих разум и при этом удерживающих тебя рядом с Иисусом Назореем. Таким образом, ты можешь полагаться на свою веру, даже если она, не ровен час, поколеблется. Поэтому я передаю тебе ее – Агату Кристи.

Мария вся сияет. Ее двусловный дар, превратившийся в пространную речь, теперь у него в руках. По опыту не одного десятка лет он знает – настал его черед давать ответ. Но он внезапно лишился дара речи. Что? Чудеса Иисуса, Иисуса, благотворно воздействующего на человеческое тело, Иисуса, ходящего по воде, Иисуса-аллегориста, спасенного другими аллегористами, Иисуса, Жертвы детективной истории, Иисуса, тайно-второстепенного героя Агаты Кристи – все эти затейливо-сумбурные доводы только ради того, чтобы он перечитал свою любимую писательницу для вящего духовного утешения? Он говорит, запинаясь:

– Спасибо, Мария. Никогда не подумал бы такое об Агате Кристи. Это же…

– Я люблю тебя, – прерывает его жена, – и все это ради тебя. Чтобы ты еще раз почитал Агату Кристи. В следующий раз, когда дома тебя будет одолевать уныние, возьми одну из ее книжек и представь себя в лодке. А рядом с лодкой, в воде, стоит Иисус Назорей. Он начинает читать тебе Агату Кристи. Согревающее дыхание любящего тебя Господа нисходит со страниц и обдает твое лицо. Разве после этого ты не улыбнешься?

– Зачем, М-м-мария?.. – восклицает он. Ну откуда вдруг это заикание? Он смотрит на нее и вспоминает, что благодарен ей, ибо она для него все: и плодоносная земля, и солнце, и дождь, и урожай. – Ангел мой, это так мило с твоей стороны! Я сердечно благодарен.

Он встает и, обходя стол, идет к ней. Она тоже поднимается на ноги. Он обнимает ее. Они целуются. Ей холодно. Он крепко прижимает ее к себе, чтобы согреть своим телом. И, уткнувшись ей в плечо, говорит:

– Какой чудесный подарок! Я так рад…

Она чуть отстраняется и гладит его по щеке.

– Не за что, дорогой мой муж, не за что. Ты хороший. – Она вздыхает. – Мне пора домой. Может, поможешь убрать книжки обратно в сумку?

– Ну конечно!

Он наклоняется, чтобы собрать упавшие на пол книжки. Они на пару укладывают всю Агату Кристи в сумку и вместе же идут к двери его кабинета. Он открывает дверь.

– Ты забыл про молоко, – говорит она с порога. – Прошло три дня. И оно скисло. Испортилось. Я не обратила внимания, потому что не пью эту гадость. Если думаешь работать всю ночь, не забудь по дороге домой купить свежего. И хлеба купи. Только не чечевичного. Тебя от него пучит. Да, вот еще что: я же принесла тебе подарочек. Потом посмотришь. А я пойду.

Но ему все еще хочется удержать ее – поблагодарить за подарок свою дорогую тридцативосьмилетнюю жену, благо ему есть что ей сказать.

– Может, помолимся? – спрашивает он, зная, что это лучший способ удержать жену.