Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знакомься, это Жюло, — сказал Леонс. — Он захватит фургон.
— Надеюсь, там нет сигнализации, — сказал Жюло. — А то все заблокируется и заорет сирена.
Кадык так и дергался на его худой шее.
— Пока не поздно, можешь еще отвалить, — сказал ему Леонс.
— Еще чего! Что я, по-твоему, трус? — возмутился Жюло. — Я за свое слово отвечаю. Это я просто так, ради трепа… А то как-то уж слишком все серьезно. Как на похоронах.
— Да ты уже две недели треплешься. Достал!
Все уставились на часы. Через десять минут надо было отправляться на улицу Ла Боэси. Еще целых десять минут. Ожидание хуже всего. Живот сводило ледяными судорогами.
— Во смехота! У меня разболелся живот.
— У меня тоже, — сказал Крысенок. Жюло промолчал. У него небось вообще все болело.
— Нормально, — сказал Леонс. — Это со страху. Крысенок поерзал на заднем сиденье. В зеркальце над головой я увидел, что мордашка его покрыта потом.
— Но стрелять-то мы не будем, верно?
— Только в самом крайнем случае, — сказал Леонс.
Он сидел ко мне в профиль и улыбался. Я посмотрел на часы. Без двадцати. Ну, еще пять минут.
— Их точно только двое? — спросил Крысенок.
— Вот сейчас и посмотрим, — ответил Леонс. — Считать-то умеешь?
Жюло весь сжался и сидел неподвижно, не вынимая рук из карманов. Вдруг он гаркнул:
— Чего ждем-то? Я сейчас трястись начну.
— Ты и так трясешься, — сказал Леонс. — Но теперь уж поздно поворачивать оглобли. Ты в деле.
— Да знаю, знаю!
Без восемнадцати. Я повернулся к Леонсу:
— Дай мне пушку.
— Что?
— Я сам займусь теми парнями.
— Спятил, что ли? Ты не умеешь. Мы же договорились.
— Давай, говорю, пушку. И садись за руль. Время уходит.
— Пацаны, может, отложим на завтра? — заныл Крысенок.
— А, чтоб тебе!
Леонс протянул мне пистолет. А сам обежал вокруг машины, сел с другой стороны за руль и завел мотор.
— Значит, так, — процедил он сквозь зубы. — Приготовились, начали! Лаки с Жюло берут фургончик. Я жду тут, Крысенок со мной. И без фокусов.
Я словно оглох, даже шум мотора не слышал. Только жаркое, прерывистое дыхание Крысенка — он наклонился вперед, так что его голова очутилась между мной и Леонсом. Я вытащил и осмотрел пистолет — с предохранителя Леонс его снял. Я поставил обратно. Но магазин на всякий случай вынимать не стал.
— Осторожно, — сказал Леонс.
Мы тихонько ехали вдоль тротуара, потом Леонс остановился. До улицы Ла Боэси оставалось метров пять. Мы смотрели прямо перед собой затаив дыхание. Я услышал за спиной бормотание Жюло:
— Господи, хоть бы все обошлось. Господи, хоть бы все обошлось…
— Кончай молиться, — сказал Леонс. — Мы не в церкви.
Еще и еще минута жуткой тишины…
— Вон они!
Белый фургон, замедляя ход, проехал перед нами. В ту же секунду Леонс рванул вперед и налево. Фургон уже пристраивался к тротуару справа. Леонс остановился в трех метрах позади него, я открыл дверцу:
— Спокойно, ребята…
Я оглянулся — Жюло вылезал за мной. Весь бледный, глаза как у лунатика. Я дошел до фургона, распахнул дверцу:
— А ну вылазь, да поживее, мы спешим! — Парнишки раскрыли рты, оцепенели. Тот, что был за рулем, машинально вскинул руки.
— Выходи!
Они очнулись и неловко вышли. Водитель с поднятыми руками чуть не растянулся, я поддержал его. Я увидел Леонса: он стоял на стреме посреди тротуара и держал руку в кармане. Там у него еще один… подумал я. Инкассатор шагнул ко мне.
— Ни с места! — крикнул я.
Но он еще чуть подался вперед, незаметно взмахнул рукой и шепнул:
— Молодцы ребятки! Удачи вам! Душой мы с вами. Гори оно все огнем! Давно пора!
Жюло уже забрался в фургон и газанул. Я еле успел вскочить на подножку, еще немного — и остался бы на улице.
— Идиот!
Но он только лепетал:
— Иисус-Мария, Иисус-Мария…
Я перевалился внутрь. Сзади сбегались люди, бедняга водитель так и стоял окаменевший, с поднятыми руками. А впереди уже вырулил «ситроен».
— Давай следом. Да не торопись, не на пожар.
— О-хо-хо! — стонал Жюло. — Только бы все обошлось.
Леонс на приличной скорости поехал к Елисейским Полям, потом к площади Согласия. Крысенок смотрел на нас через заднее стекло. Мы соблюдали дистанцию метров в десять. На каждом красном светофоре Жюло страдальчески кривился.
— В другой раз сиди дома, — сказал я ему.
— Да уж конечно! — ответил он. — Хватит с меня и одного раза. Больше ни в жизнь! Господи Иисусе, опять красный!
Стоило какому-нибудь полицейскому засвистеть в свисток, и мне чуть не силой приходилось удерживать Жюло за рулем. Ему хотелось только одного: поскорее вылезти из фургона.
— Куда мы едем? — причитал он. — Почему не остановимся? Нас же схватят.
А еще через пять минут взвыл:
— Все! Стоп! Дальше я не поеду! Ничего мне не надо! Заметут — хуже будет!
Его трясло. Я молча ткнул его пистолетом в бок — так, для порядка.
— Ша, Жюло, не дури. Теперь-то что паниковать! Все прошло отлично. Все о’кей.
— Смотри не сглазь, — всхлипнул он. — Еще не конец. — И истерически закричал: — Ну куда, куда он едет? Покататься решил, что ли? Я больше не могу! Сейчас уписаюсь!
Но тут Леонс затормозил, и мы чуть в него не врезались. Мы были на улице Дерулед в Тюильри. В конце улицы блестела на солнце статуя Жанны д’Арк, а перед ней, спиной к нам, стоял полицейский-регулировщик. Жюло пулей вылетел из кабины.
— Тихо, тихо, — сказал ему Леонс. — Лезь в машину. У тебя такая рожа — кто увидит, сразу побежит вызывать полицию.
Он повернулся ко мне:
— Сейф заперт на ключ. Надо было взять у водителя. Но Крысенок сейчас справится.
Он дал мне прикурить. Мимо проехала пара машин. Одна — «студебекер» последней модели. Мы проводили ее завистливым взглядом.
— Вообще-то, — сказал Леонс, — лучше было бы прихватить сопровождающих с собой. Меньше шума, меньше риска, что кто-нибудь заметит, и еще добрых полчаса выигранного времени, пока не хватится полиция.
— Слушай, а им вроде даже понравилось.
— Им мало платят, вот они и рады отыграться. Я ж тебе сказал: кругом бардак, делай что хочешь!
Мимо проехали двое полицейских на велосипедах. Они болтали, смеялись, на нас даже не взглянули.