Захар паркуется в гараже, я выхожу из машины и иду в дом, пока он разговаривает с одним из охранников.

Снимаю с себя пальто, надоевшую обувь и прохожу в гостиную. Останавливаюсь возле панорамного окна и рассматриваю снег. Красиво. Спокойно. Словно природа ложится спать, укрываясь белоснежным одеялом.

Слышу позади шаги Захара, но продолжаю смотреть в окно. Выдыхаю, и стекло покрывается испариной. Веду по ней пальцем, рисуя узор. Он подходит сзади, так близко, что я чувствую его дыхание. И вместо того, чтобы уйти или оттолкнуть его, я замираю и закрываю глаза.

— Не хочешь спросить, как мы с Эдуардо отдохнули? — спрашиваю я. Зачем?! А черт его знает зачем. Хочу скандала и его эмоций. Хочу провоцировать, хочу… Дышу.

— И как вы провели выходные? — снисходительно спрашивает Захар. Он не трогает меня, но настолько близко, что я покрываюсь мурашками.

— Прекрасно. Мне понравилось. Все-таки французы такие… — специально не договариваю.

— Какие? — холодный вопрос.

— Тебя совсем не волнует, чем мы там занимались?

— А должно? — в голосе лёгкая усмешка, словно он все знает. — Я должен ревновать? Есть повод для ревности?

— Конечно, нет, но только потому, что ты не имеешь право на эту ревность! — Он спокоен, а я слишком эмоциональная и уже даже не пытаюсь это скрыть.

— Тогда отчего же меня должны волновать твои отношения с французом?

Он смеётся надо мной. Разворачиваюсь слишком резко, так, что мои распущенные волосы бьют его по лицу. Пытаюсь уйти, но Доронин не позволяет, располагая руки на стекле, заключая меня в свой плен.

— Отпусти! Я не твоя зверушка! — дергаюсь, но меня вжимают в холодное стекло. — Если мы переспали, это ещё не значит, что я принадлежу тебе. Я свободна! Так что иди к своим женщинам, нижним, сабам. Или как ты там предпочитаешь их называть!

— И у тебя нет поводов для ревности, — выдыхает Доронин.

— Да отпусти ты меня! — толкаю его в грудь, пытаясь освободиться. Потому что он тысячу раз прав! У него нет поводов для ревности, и он это знает. А я показываю ему свою слабость и то, что мне не все равно. Дыхание учащается. То ли от злости, то ли от его близости. Но мое рьяное сопротивление тут же пресекается. Доронин хватает меня за шею и вжимает назад в стекло. Хватаюсь за его запястья, впиваясь в них ногтями, но господин адвокат не реагирует. И я замираю, прекращая сопротивляться, всматриваясь мужчине в глаза. Мне не страшно, его хватка на шее не лишает дыхания, просто фиксирует. Мое тело начинает реагировать приливом волн жара и хаотичным биением сердца.

— Угомонись и слушай меня, — как всегда в приказном тоне говорит он, и я ухмыляюсь. Возбуждает. Будоражит. Несмотря на хладнокровие, есть в этом мужчине что-то хищное. Сила, которой невозможно противостоять. Хочется осторожно играть с этим хищником по его правилам. — Диана больше не моя нижняя. Я встречался с ней кое-что обсудить. Я не ревную тебя к французу, потому что не чувствую ни от тебя, ни от него никакого интереса. Вы, скорее, друзья. Ты не подпускаешь к себе никого, кроме меня. Пусть через демонстрацию силы, но все же… — вкрадчиво и немного хрипло произносит он. А у меня ноги подкашиваются от его вибрирующего голоса, и голова кружится. — Чтобы это выяснить, стоило просто спросить у меня, а не сбегать как маленькая девочка. Есть ещё претензии, вопросы, недовольства? М?!

Немного ослабляет хватку на моей шее, но не отпускает.

— Ты кончил в меня? — выдаю я. — А я не предохраняюсь. Кто тебе позволял это делать со мной?

Доронин молчит, всматриваясь в мои глаза, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Ему всё равно.

— Или это спланированная акция?! — выкрикиваю я. — Если я беременна, я… — отчаянно выдыхаю. Мне становится страшно. А что я? Я не хочу. Не хочу… А он… Задыхаюсь от эмоций, опять обнажаясь. Зажмуриваюсь, чтобы больше не смотреть в эти глубокие внимательные глаза. — Я не позволяла…

— Тихо, — уже спокойно произносит он, перемещает ладонь на мои подбородок, начиная успокаивающе поглаживать большим пальцем мои скулы и губы, вызывая прилив мурашек по коже. — Я полностью здоров в плане венерических, — приближается к моему лицу, опаляя горячим дыханием. — Дети… — ироничная усмешка. — Ты не беременна.

— Откуда такая уверенность? — с вызовом спрашиваю я, а сама прикрываю глаза, когда он с нажимом гладит мои губы.

— Я уверен в этом на все сто. Я не могу иметь детей. Так что твой страх безоснователен, моя плохая девочка.

— Что? — всматриваясь в глаза цвета серебра.

— Ты слышала, — он прикасается щетинистой скулой к моей щеке и водит ей, царапая мою кожу. А мне кажется, что это не ласка, а попытка спрятать свои глаза. Прикрываю веки, цепляюсь за его плечи, но уже не отталкиваю, а просто ищу равновесие. Мы так близки и одновременно далеко. Дышим. Мастер умеет удивлять своей открытостью.

— Почему? — голос сипнет. Я, правда, хочу знать ответ. Это что-то болезненное. Но думаю, что Захар не делится этим с каждым встречным. — Откуда такая уверенность? У тебя же есть дочь, — шепчу, закатывая глаза от того, что он проходится рукой по моим изгибам и сжимает ногу, тянет на себя, вынуждая закинуть ее к нему на бедро. Удерживает нас в такой откровенной позе.

— Анастасия не моя дочь. Не родная… — тоже хрипло шепчет, словно не в себе.

— Как так вышло?

— А вот это мы не будем обсуждать, — уже агрессивно произносит в ухо и кусает за мочку. — Скажи мне лучше, откуда в тебе столько паники и ужаса при мысли о возможности забеременеть? — гладит мою ногу, забираясь пальцами под шерстяное платье. Это что-то возбуждающее, болезненное, откровение и обнажение. Но мы не готовы к этому.

— А вот это мы тоже не будем обсуждать.

Тишина, слышно только наше общее тяжёлое дыхание. Его близость обезоруживает, пробирает до костей и оголяет нервы. Тело становится чувствительным, словно я под наркотой, и каждое касание будоражит.

— Тогда обсудим твое поведение, — его голос опять набирает силу и власть. Доронин отстраняется и вновь хватает меня за шею. Сжимает. — Ты заставила меня понервничать своим побегом. И опять меня послала.

— Разве вас можно заставить нервничать, Мастер? — ухмыляюсь я.

— Тебе удается, моя плохая девочка. Возникает ощущение, что ты делаешь это намеренно.

— Как знать, Мастер, как знать.

Я опять играю с огнем. Во мне просыпается та самая плохая девочка, которая хочет видеть обнажение Мастера.

— Пошли, — отпускает меня, лишая своего сильного тела, берет за руку и тянет за собой. И я иду, вновь доверяясь ему.

Захар

Сам себе поражаюсь, но эта девочка выбивает у меня почву из-под ног. Пытаюсь держать себя в руках, и у меня получается сохранять самообладание, но внутри очень много всего намешано. Стараюсь разделить эти чувства и расставить по полочкам.