Остаток утра я приводила в порядок заметки и материалы по делу о полтергейсте, чтобы после обеда можно было начать статью. Чтобы успеть к новому сроку сдачи, мне придется писать со скоростью света.

Подошло время ленча с доктором Джеком Херлихи, специалистом по детской психологии и разоблачителем полтергейста. Терпеть не могу брать интервью во время ленча: приходится одновременно есть, писать, возиться с салфетками, — но доктор, похоже, непременно хотел совместить интервью с едой. Наверное, приглашенных профессоров плохо кормят.

— Вы знаете Виллидж, — сказал он, — выбирайте место.

В его тоне слышались начальственные нотки, но это было типично для большинства психоаналитиков, с которыми мне доводилось общаться. Я предложила встретиться в маленьком кафе на Девятой улице Ист-Виллидж. Насколько я помню, в этом кафе есть уютный внутренний дворик. Я облачилась в короткую джинсовую юбку и красные босоножки, которые не надевала с прошлого августа. Такая одежда может показаться не совсем подходящей для штатного корреспондента, но я давно усвоила, что короткая юбка способна творить чудеса с мужчинами, у которых приходится брать интервью.

Выйдя из дома, я на секунду задержалась на тротуаре и посмотрела по сторонам. Ничего подозрительного, обычные для нашего района прохожие. Я опаздывала на две минуты и, подходя к кафе, с облегчением обнаружила, что психолог тоже опаздывает. Во всяком случае, я подумала, что он опаздывает, потому единственный мужчина, который сидел во внутреннем дворике, был одет в джинсы, белую футболку и темно-синий блейзер неопределенного кроя. Однако когда этот мужчина поднял глаза от «Нью-Йорк таймс» и увидел меня, он поднял руку и помахал. По-видимому, он составил обо мне достаточно точное впечатление по нашему телефонному разговору, чего я не могла сказать о себе. Я ожидала увидеть мужчину лет сорока с хвостиком, бородатого, с пробивающейся лысиной, возможно, немного неряшливого, этакого рассеянного профессора. В действительности же он оказался не старше тридцати четырех — тридцати пяти лет, гладко выбритым, с тонкими чертами аристократического лица, лишенного грубоватого налета, с высокими скулами и гладкой кожей. Вообще-то он был не в моем вкусе, но это не помешало мне оценить его по достоинству.

Когда я подошла к столику, мужчина встал и представился:

— Привет, я Джек Херлихи.

Я увидела, что в нем по меньшей мере шесть футов два дюйма.

— Бейли Веггинс. Вижу, вы благополучно нашли кафе.

Мы оба сели.

— Честно говоря, я ожидал чего-то другого. Я слышал, что Ист-Виллидж — весьма специфический район, где полно бродяг и хиппи.

— В шестидесятые годы, наверное, так и было, но сейчас у него есть даже свой шарм. Я живу на самой границе между Ист-Виллидж и Вест-Виллидж, так что могу считаться своей и там и там. А вы живете на Мёрсер?[8]

— Да. Мне предоставили меблированную квартиру в доме, принадлежащем университету. Жилье вполне приличное, тем более что, как я слышал, за нормальную квартиру с одной спальней мне бы пришлось выкладывать больше двух тысяч баксов в месяц, так что мне грех жаловаться, вот только мебель выглядит так, будто ее перевезли году в сороковом из какой-нибудь сторожки в горах. Так и хочется поставить в проигрыватель диск с записью крика гагар — для полноты картины.

— У вас, часом, не висит над кроватью голова лося?

Он засмеялся, взъерошивая пятерней рыжевато-каштановые волосы:

— Ну нет, до этого дело не дошло. Но процентов сорок мебели сделано из березы.

Как человек доктор Херлихи— тоже оказался совсем не таким, как я представляла. По телефону он произвел на меня впечатление высоколобого интеллектуала, чуждого сантиментов, который жаждет просветить меня по части так называемой науки парапсихологии. Но он оказался добродушным, простым в общении, и это немного выбивало меня из колеи. Я предложила сначала сделать заказ, чем мы и занялись. Затем я достала из сумочки диктофон и пояснила, что делаю заметки во время интервью, но на всякий случай еще записываю разговор на пленку. Я нажала кнопку «запись», доктор откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и посмотрел на меня с чуть насмешливым выражением.

Под слишком пристальным взглядом голубых глаз я почувствовала себя неловко, но постаралась этого не показывать.

— Как я уже говорила в телефонном разговоре, я пишу статью об одной семье. В их доме происходит нечто очень странное. Многие считают, что это полтергейст. Я прочла две ваших статьи, из них мне стало ясно, будто вы не верите, что эти странные явления могут быть вызваны духами или призраками.

— Вы не хуже меня знаете — по крайней мере я так думаю, — что ни привидений, ни злых духов не существует. Должен сказать, что, когда мне было двенадцать лет, я увидел в гостях у друга фильм «Изгоняющий дьявола», и он меня здорово напугал. После этого фильма я почти полгода спал на полу в спальне родителей.

— Занимаясь этой статьей, — продолжила я, — я взяла интервью у нескольких парапсихологов. Уже из названия их профессии ясно, что они верят в существование паранормальных явлений, однако даже они не считают, что в данном конкретном случае мы имеем дело с чем-то сверхъестественным. Они полагают, что все эти беспорядки порождает телекинетическая энергия Марки.

Я оставила эту фразу без комментариев и не задала никакого вопроса.

— Вам не кажется, что это бред? — не выдержал Джек.

— Это я беру у вас интервью, а не наоборот.

— Извините.

Джек улыбнулся, сложил ладони домиком и прижал указательные пальцы к губам. Помолчав несколько секунд, он заговорил:

— Знаю я этих охотников за привидениями. Они любят разводить наукообразие. А в таких случаях, как этот, то есть когда в деле замешаны подростки, их доводы кажутся вполне разумными. Все остальные в один голос кричат: «Полтергейст, полтергейст!» — а они заявляют: «Не говорите глупостей, никакого полтергейста здесь нет, это проявление энергии возбужденного ребенка». Но сама мысль, что мозг ребенка может порождать кинетическую энергию, — полная нелепость.

— Тогда кто же все это вытворяет?

— А вы как думаете?

— Напоминаю вам — это я задаю вопросы.

Джек снова улыбнулся и пристально посмотрел на меня. В эту минуту я вдруг поняла, что он очень обаятелен. Его облик в целом воспринимался как нечто большее, чем сумма отдельных составных частей. Голубые глаза хороши, но не сногсшибательны, брови такие светлые, что их внешние концы почти сливались с кожей, губы — полные, но не настолько, чтобы женщина при виде их таяла, а нос всего лишь правильной формы, правда, самую малость великоват. Если разбирать его черты по отдельности, то в них нет ничего выдающегося, но вместе они образовывали неотразимое мужское лицо. Неудивительно, что Джек решил специализироваться на детях: для психоаналитика, консультирующего взрослых, он слишком красив, многие пациентки непременно влюблялись бы в него.