Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Поговорим завтра, – радостно пообещала она мне. – А сейчас я пойду поработаю». Я с нетерпением ждала ее звонка, зная, что, пока мы обе пишем, между нами все будет хорошо.
Постоянство
Небо затянуто тучами, близится дождь. Погода шалит: то ясно, то в середине дня вдруг становится пасмурно. Лили волнуется. Она забралась под мой письменный стол.
«Все хорошо, девочка», – успокаиваю я ее, но она сомневается. И разве можно ее винить? Вчера дождь перешел в град. Он с грохотом обрушивался на землю. Лили вся тряслась, слыша этот шум. Вдруг град прекратился – так же внезапно, как и начался. Обычные дождевые капли размеренной барабанной дробью стучали по стеклам. А еще через пять минут гроза закончилась. Омытый дождем двор блестел. Лили подбежала к окну и выглянула на улицу. Над побережьем небо прояснилось, но надолго ли?
И вот сегодня собирается гроза. «Садись писать», – велю я себе, пока на улице относительно спокойно. Я уже научилась находить применение каждой свободной минуте. Я снова говорю Лили: «Все хорошо, девочка». На этот раз она вылезает из-под стола, тоже решив воспользоваться мгновением покоя.
Через четверть часа должен прийти Ник. Лили будет умолять его выйти с ней на прогулку, и он бросит взгляд на небо, прикидывая, скоро ли начнется гроза. Будучи коренным жителем Нью-Мексико, он обладает незаурядной способностью с точностью до минуты предсказывать, сколько продержатся затянутые тучами небеса и когда разразится ливень. Вчера, попав под дождь с градом, он горестно поведал мне, что непогода застала его в дороге, когда он ехал вверх по горному склону, к моему дому. Сегодня, на случай если град начнется снова, он прихватил с собой брезент, чтобы накрыть машину и защитить ее от вмятин. «А как же он сам?» – гадаю я. Меня поражает безрассудство Ника.
По приезде он рассказывает мне, что делал утром. Взобрался на гору, а теперь сочиняет стихотворение о своем восхождении. «Я подумал, что это достойная тема для стихотворения», – говорит он. Как и я, Ник привык передавать свой опыт словами. Брутальный, но добрый, он с видимой симпатией приветствует Лили. Что до нее, она в восторге от его внимания.
«Может, ненадолго вывести малышку на улицу?» – предлагает он. Лили пританцовывает, пока он надевает на нее поводок. «Вчера ей очень хотелось погулять», – ласково произносит он. Они направляются к входной двери.
Звонит телефон. Это мой друг Роберт Стиверс, замечательный фотохудожник. Он хотел уточнить время, в которое мы договорились поужинать. Последний раз мы виделись еще до пандемии, больше года назад. Мы оба спешим предупредить друг друга, что выглядим неважно.
Ник с Лили вернулись с прогулки, и мы с ним садимся работать. Отвечая на письма по поводу литературной деятельности, мы трудимся на пару, пока не приходит время отправляться на встречу с Робертом. Мы договорились встретиться без четверти семь в нашем излюбленном местечке под названием «Санта-Фе: Бар и Гриль». Я приезжаю первой, и так радуюсь, завидев Роберта, что не замечаю и следа усталости, о которой он говорил. Роберт – привлекательный мужчина, он похож на Роберта Редфорда[18], и возраст – а ему уже семьдесят – его совсем не портит. Заняв уютную кабинку, мы принимаемся расточать друг другу комплименты.
«Хорошо выглядишь, очень хорошо, и вовсе ты не осунулась», – уверяет он меня. Я всматриваюсь в его красивое лицо. Взглянув на меню, мы спешим поскорее сделать заказ. А потом беремся обсуждать профессиональные темы.
Роберт работает художником, и работает усердно. Вечера он обычно проводит в фотолаборатории, «творит красоту». Как и я, он трудится ежедневно, следуя за музой туда, куда она его ведет. «Мне нравится то, над чем я сейчас работаю, – скромно делится он. – Мне кажется, я развиваюсь». Профессиональный рост подталкивает фотографическое творчество Роберта в новых и неожиданных направлениях. «Сейчас я много работаю в абстракционизме, – рассказывает он, – и, похоже, есть отклик».
Отклик – это деньги в кармане. Роберт зарабатывает своим творчеством, причем довольно неплохо, но эти средства он пускает на дальнейшую работу. «Я нашел пустующий склад и подумываю его арендовать – там одни белые стены. Думаю, они сгодятся мне для работы».
«Да, – отвечаю я. – Ты, похоже, очень воодушевлен».
«Думаешь? – спрашивает он. – Надо купить хороший стол и стремянку, – Роберт ухмыляется. И добавляет: – Полагаю, я привык к добросовестности». Как и я, он ценит постоянство. «Я делаю свою работу. Прямо как ты со своими страницами. Ты ничего не планируешь, а просто берешься за дело».
Сроки
Дедлайн – от одного этого слова становится страшно[19]. Дедлайн… Только попробуй его пропустить, и кара будет хуже смерти.
«Сроки вынуждают нести ответственность», – говорит Эмма Лайвли, которая относится к ним одобрительно, считая, что они помогают работать продуктивно.
«Сроки – это сущий кошмар. Главное – не просто написать что-нибудь, а сделать это хорошо», – говорит Ник Капуцинский, который несколько лет трудился на журналистском поприще, вдобавок борясь со своим перфекционизмом. «Нужно сделать все в срок, причем идеально», – вспоминает он свои мысли.
«Сроки – это гарантия, что ты закончишь работу своевременно», – рассуждает Эмма Лайвли. Она должна сдать книгу, но сроки не ограничены, и она поймала себя на том, что тянет время.
«Сроки – это жуткий стресс, сущий кошмар», – вспоминает Ник Капуцинский. Теперь он пишет ежедневно, но над ним не нависают «дедлайны». Он больше не занимается журналистикой и находит в писательстве удовольствие, ведь теперь его не терзают два демона-близнеца: пунктуальность и перфекционизм.
«Мне сроки помогают», – делится своим опытом Эмма Лайвли. Работая редактором, она делит количество страниц на число имеющихся в ее распоряжении дней. Так получается ежедневная норма. Осиливая эту норму, она автоматически выполняет работу в срок.
Сроки может назначать кто-то другой или мы сами. В любом случае важно, чтобы они были реалистичными, ведь весьма вероятно,