документы и на вопрос инспектора: «Кто там еще в машине?», – ответил коротко, но убедительно:

– Мой командир. Подполковник Захаров. Двое суток не спал человек… – Вздох Колонтаева был настолько правдоподобным, что я вдруг почувствовал себя подполковником.

Инспектор с погонами капитана, как я сумел рассмотреть через полуприкрытые веки, не решился будить «подполковника», и, удовлетворенный ответом старшего лейтенанта, отошел. Но в свой служебный блокнот все же что-то записал. Так мы и добрались до места, где дежурный по управлению майор отправил двух своих помощников сопроводить меня в подвал, заметив, между делом, Колонтаеву:

– Что-то у тебя нынешняя ночь выдалась особо насыщенная. Сначала троих привел, теперь четвертого. И чего тебе, старлей, не спится? Весь город все одно за ночь сюда не перетаскаешь. Камер у нас не хватит.

Дима ничего не ответил, только улыбнулся чуть-чуть виновато. Видимо, он со всеми желал поддерживать хорошие отношения и отвечать резко был, в сравнении со мной, не большой любитель. Тамара верно его раскусила, сказав, что его судьба – бабушек в трамвай подсаживать, а самому оставаться перед закрытой дверью того же самого трамвая. Есть такие люди, что всем стараются угодить, я сам таких знаю, хотя и вижу в этом, честно говоря, мало плохого.

Меня отвели в подвал, в камеру, в которой было всего одно зарешеченное окно, выходящее в глубокую яму, а сама яма была тоже зарешечена. Но, слава богу, в камере не было ни блока под потолком, к которому меня подвешивали бы за руки, ни ведра с фалангами. Не было даже письменного стола, в верхнем ящике которого держали бы противогаз с перекрытым клапаном. Похоже, здесь с подозреваемыми разговаривают с помощью доводов. Это меня устраивало, потому что доводов я и сам мог бы привести, если потребуется, немало.

Трое часовых, мимо которых мы прошли, сидели в креслах перед журнальным столиком. Рядом располагался письменный стол со старым телефонным аппаратом и большим монитором, разбитым на множество мелких мониторов, из которых больше половины было выключено. А включенные были подсоединены к видеокамерам слежения, установленным в каждой отдельно взятой камере для задержанных и арестованных. Пара мониторчиков была внешне темной, но стоило сделать шаг в сторону, как на этих мониторах прослеживались контуры двухэтажных нар и лежащих на них людей. На случай, видимо, попытки суицида или драки между заключенными их контролировали камерами с эффектом ночного видения. Из троих охранников двое с азартом играли в нарды. На меня и моих провожатых они внимания не обратили. Только тот, что не был занят игрой, буркнул с откровенной издевкой:

– В палату номер шесть его.

При этом я был уверен, что он, судя по грубой и красной роже любителя выпить, не читал произведения классика про «палату номер шесть». Он даже не потрудился встать, хотя бы для поверхностного обыска того, кого закрывают в камеру. Я точно знаю, что в камерах не положено иметь телефоны сотовой связи. А мобильник был у меня в кармане. Кроме того, у меня могла бы быть и проволока, которой можно открыть не слишком сложный замок. Но, уже свернув по главному коридору в коридор с камерами, я с одного взгляда понял, что изнутри сдвинуть тяжелый металлический засов на двери невозможно никакой проволокой, которую можно припрятать в кармане. Подумав, сообразил, что и разговаривающего по телефону сразу увидят на мониторе, если только в коридоре не стоит обыкновенная глушилка для сотовой связи, а нечто, похожее на нее, я вскоре уже увидел.

И только я устроился на «шконке» в одиночной камере, как появился тот охранник, что не был занят игрой в нарды.

– Собирайся, – скомандовал он.

– С вещами или как? – спросил я с ехидством, хотя вещей при мне никаких не было.

– Или как. Иди на допрос.

– Насколько я знаком с законодательством, ночные допросы законом запрещены. Задержанный ночью должен спать. А сейчас уже глубокая ночь.

– Ты свои знания прибереги для адвоката. Он оценит. А мне приказали тебя в кабинет доставить, я и доставлю, чего бы мне это ни стоило.

Охранник ловким движением, почти играючи, достал из чехла на ремне наручники и показал их мне, требуя протянуть руки. У меня не было никакого желания устраивать драку еще и здесь, но весь внешний вид охранника, его самоуверенность, граничащая с наглостью, вызывали во мне противодействие. Здесь всего три охранника. Следовательно, силы почти равны. Так я себя оценивал. И очень желал эту собственную оценку продемонстрировать Диме Колонтаеву. Он, естественно, расскажет о случившемся Тамаре, и она поймет разницу между бывшим командиром разведроты и человеком, способным только бабушек в трамвай подсаживать. И чтобы показать свои силы Диме, я послушно подставил руки навстречу жесту охранника. Но позволил ему застегнуть наручник только на правой руке, отчего он сразу расслабился. До этого момента он был напряжен и скован. А я, воспользовавшись его промахом, перехватил оставшийся свободным наручник, и защелкнул его на правом запястье охранника. После чего резко дернул его, разворачивая спиной к себе. Кобура с пистолетом висела на ремне охранника над правой ягодицей – это я рассмотрел в первую очередь, до того, как начал действовать. И теперь кобура оказалась прямо напротив моей руки. Недолго думая, я вооружился пистолетом охранника и ткнул ствол ему в бок. Он сразу обмяк и прекратил думать о каком бы то ни было сопротивлении. Тем более что его запястью в наручнике было больно. Больно было и мне, но у нас с ним, видимо, разный болевой порог. То, что я терпел легко, он, видимо, переносил с трудом.

Меня интересовало – два других охранника все так же продолжали бросать кубики или посмотрели в монитор и поняли, что происходит нечто неординарное, что случается не каждый день. Но, если судить по тому, как они были увлечены игрой, я предположил первое.

Свободной левой рукой я держал охранника за горло так, чтобы он находился в выгнутом положении, то есть шел животом вперед. Так я его и повел до самого поворота коридора, за которым и находились два других охранника. Но они могли увидеть меня, и потому я остановился.

– Ключ! – потребовал я и сильнее вдавил ствол пистолета охраннику в бок. – Быстро!

Он молча похлопал себя по карману, потом по второму и третьему, пока не нащупал ключи. Я чуть ослабил хватку у него на горле, что позволило его левой руке вытащить связку ключей из кармана и протянуть мне. Я бы лично на его месте уронил бы ключи со звоном на пол. Во-первых, звон мог бы привлечь внимание двух других