Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Период Воюющих государств, 475-221 гг. до н.э.
Государства стали формировать постоянные органы управления, их границы были усеяны стенами и крепостями. Войны становились все более затратными по деньгам и жизням, так как легких жертв оставалось все меньше. Заполнявшее пространство ядро росло, но расширение приводило к появлению новых периферий. Численность армии к концу периода Воюющих государств достигала нескольких сотен тысяч человек, что значительно превышало численность войск в Риме и Европе до Наполеона. Солдаты были обучены быстро менять строй, как это было в европейских армиях только с XVI в. н.э. Потери росли, поскольку пощады побежденным не оказывалось. Убитых и пленных обезглавливали, а головы преподносили генералам, которые награждали солдат в зависимости от их количества. Известны случаи, когда "брали шестьдесят тысяч голов". После битвы при Чанпине в 260 г. до н.э. циньские победители утверждали, что нанесли 450 тыс. потерь побежденным чжао. Возможно, эти цифры завышены, но число буров и убийств резко возросло. Риск смерти или увечий для солдат возрастал, но большинство из них были призывниками, не имевшими свободной воли. Их кормили и минимально оплачивали, и они могли получить небольшую ферму на завоеванных землях, что было плюсом для оставшихся в живых.
В связи с ростом смертоносности войны появилась сложная литература по стратегии и тактике войны, например, "Искусство войны" Сунь-цзы, в которой генералам советовали побеждать без боя, устраивать засады, обманывать свои силы, наносить удары там, где противник слаб, и никогда - там, где он силен - тактика, призванная избежать убийственных лобовых сражений. Они широко читались в элитах. Их стратагемы могли означать, что государства, слабые по материальным ресурсам, могли победить более крупные батальоны. В итоге проигравших оказалось больше, чем победителей, что говорит о серьезных просчетах. Часто проводится различие между "китайским способом" ведения войны и "западным способом", выражающееся в противопоставлении Сунь-цзы и Клаузевица, особенно в том, что последний делает акцент на уничтожении противника путем лобовой атаки. Контраст между ними достаточно реален, но сегодня обе книги являются обязательным чтением в Вест-Пойнте и китайской военной академии.
Тем не менее, периоды мира, достигнутого путем переговоров, длились гораздо дольше, чем войны, и поэтому существовало противоречие между предпочтением институтов, гарантирующих мир, и возможностью вмешательства в кризисы династической преемственности и на периферии. Мир становился хрупким, когда правители использовали мирное время для проведения военных реформ, что заставляло их соперников также совершенствовать свои вооруженные силы - реалистическая дилемма безопасности. К середине IV в. до н.э. все семь сохранившихся крупных государств провели предложенные теоретиками "легализма" реформы, направленные на более жесткое приспособление экономики и государства к военным нуждам. На смену родовому войску пришла масса крестьян, обязанных нести военную службу. Милитаризм теперь сильнее затрагивал народ.
Оставшиеся в живых крупные государства институционализировали милитаризм, восприняв "славу" как цель, что придало им уверенность в успехе в следующей войне. Действительно, они были слишком самоуверенны, поскольку в случае поражения - а все, кроме одного, в конечном итоге проиграли - они могли исчезнуть как автономные государства. Поэтому с 419 г. до н.э. и с большим скачком после 317 г. до н.э. войны возобновились, стали дороже и ожесточеннее, увеличилась вероятность гибели солдат, возросли долги государств. Поражение могло уничтожить довольно крупные государства. В IV веке до н.э. правители стали называть себя царями, и почтение к чжоускому монарху рухнуло. К тому времени в бой шли не князья, а профессиональные воины. Князья могли играть чужими жизнями.
Этот этап был, вероятно, более безжалостным, чем в средневековой Европе, где христианство и родственные связи означали, что с мелким князьком, завоеванным крупным королевством, можно было обойтись мягко. Он мог заплатить репарации и поклясться в верности новому королю. Хотя в Китае это тоже иногда происходило, в других случаях побежденных аристократов и воинов предавали смерти или массово обращали в рабство. Одной из причин упадка аристократии в конце периода Воюющих государств стало убийство большого числа ее семей. Многочисленные государственные союзы росли, стремясь к миру путем сдерживания, но периодически активизируясь для войны.
В период Воюющих государств странствующие интеллектуалы продавали правителям советы экспертов. Сохранились высказывания некоторых из них: философов Конфуция и Менция, правоведов Шан Яна и Хань Фэя, военных писателей Сунь Цзы и Сунь Бина. Несмотря на многочисленные разногласия, большинство из них реагировали на период Воюющих государств, утверждая, что Китаю суждено стать единым государством под единым началом: "все под небом", управляемое "Сыном Неба". В стиле реализма они считали, что только гегемонистская держава может обеспечить мир во всем Китае. Эта точка зрения опиралась на чжоуское идеологическое наследие универсального царствования, теперь с космическим резонансом , возвращающим мир природы в его правильное русло. Никто из этих интеллектуалов не защищал автономию отдельных государств. Они надеялись, что однажды придет единый правитель, который, если рассуждать реалистично, может прийти только через войну. Эта вера способствовала нескольким попыткам отдельных государств установить гегемонию в центральном регионе Китая. Однако все они были неудачными, вплоть до Цинь.
Конфуций (родился в 551 г. до н.э.) мало говорил о войне, но учил, что создание нравственного человека и хорошего общества предполагает наличие пяти добродетелей: благожелательности, милосердия и гуманности; честности, прямоты и умения отличать добро от зла; знания; верности и честности; приличия, церемоний, ритуалов и поклонения. Он делал акцент на сыновней почтительности и строгом соблюдении ритуала в соответствии с отведенной социальной ролью - консервативная программа, направленная на защиту общества от неопределенности и беспорядка, представляющих наибольшую угрозу для хорошего управления и социальной гармонии. Действия и человека, и государства должны быть направлены на нравственность, а не на выгоду или пользу. Однако только элита, состоящая из морально и интеллектуально совершенных людей, могла бы совершенствовать свою врожденную моральную доброту или преодолевать врожденную порочность и определять политику. Поскольку государство не может создать такого человека, эта элита должна обладать некой автономной от правителя властью. Впоследствии эта идея нашла свое воплощение в