может, и все тридцать), и там были осьминог, и роза, и голубые зигзаги молний, и все это переплетено, перемешано, ни хоть вот столько неразрисованной кожи.

– Вы хотите что-нибудь купить, – спросила женщина, – или просто так смотрите?

Шеветта испуганно сморгнула и потупилась.

– Нет, – услышала она свой голос, – я только вот никак не могу понять, что это за маленькие металлические штучки, которые в витрине.

На прилавке лежала большая книга, переплетенная в черную кожу с хромированными накладками. Женщина развернула ее к Шеветте, раскрыла на первой странице, где красовался странного вида член – здоровенный, с двумя маленькими стальными шариками по бокам клиновидной головки.

Шеветта хрюкнула от удивления.

– Амфаланг, – пояснила татуированная продавщица, – или амфитрахий, как называют его некоторые, имеет много разновидностей. Это – гантель, а это, – она перелистнула страницу, – шпора. Запонки. Кольцо. Грузила. А эта модель известна как «мутовка». Нержавеющая сталь, ниобий, белое золото пятьсот восемьдесят третьей пробы.

Она перекинула страницы назад, и перед Шеветтой снова возник тот, самый первый болт.

Фокусы, подумала Шеветта. Нарисовать любое можно.

– Так больно же будет, – сказала она вслух.

– Не так больно, как тебе кажется, – прогудел низкий бархатистый голос, – а потом как привыкнешь, так чистый кайф.

На черном-черном, как черное дерево, лице парня сверкала широкая, в тридцать два ослепительно-белых зуба, улыбка, под подбородком болталась нанопористая маска, – вот так и произошло первое знакомство Шеветты с Сэмьюэлом Саладином Дюпре.

Двумя днями позднее она увидела его на Юнион-сквер, в компании велосипедных курьеров. Она давно уже пялилась на этих ребят. Одежда и прически – как ни у кого кроме, а главное – велосипеды со светящимися колесами и рулями, загнутыми вверх и вперед, как скорпионьи хвосты. А еще шлемы со встроенными рациями. Они либо неслись куда-то во весь опор, либо вот так вот, как сейчас, мирно тусовались – чесали себе языками да пили кофе.

Сэм стоял вместе со всеми, скинув ноги с педалей на землю, и ел верхнюю половинку бутерброда. Розовая в черную крапинку рама гудела низкой, почти одни басы, музыкой, длинные черные пальцы левой руки безостановочно плясали по рулю, отбивая такт. Шеветта подошла поближе, чтобы присмотреться к велосипеду. Переключение скоростей, тормоза, все такое хитрое и, ну, красивое, что чистый отпад.

– В пуп и в гроб, – несколько гнусаво провозгласил Сэм, его рот был забит бутербродом. – В пуп и в гроб мой амфи… мой амфитрахий. Ам-фал-л-ланг. Где ты раздобыла такие туфли?

Старые парусиновые кеды, позаимствованные у Скиннера. Настолько длинные, что Шеветте пришлось запихать в каждый чуть не по целой газете.

– Вот, бери. – Сэм сунул ей в руку вторую половинку своего бутерброда. – Я уже заправился.

– Велосипед у тебя… – восхищенно помотала головой Шеветта.

– Чего там с моим велосипедом?

– Он… Ну, он…

– Нравится?

– Ага.

– А то, – гордо ухмыльнулся Сэм. – «Сугаваровская» рама. «Сугаваровские» передачи и подшипники. Гидравлика от «Зуни». Полный абзац.

– И колеса, – добавила Шеветта. – Потрясные колеса.

– Ну, – ухмыльнулся Сэм, – это больше так, для балды. И чтобы мудак, который сшибет тебя на улице, хоть заметил, что кого-то там сшибает.

Шеветта потрогала руль. Потрогала музыку, гудевшую в велосипеде.

– Да ты ешь, – сказал Сэмми. – За фигуру тебе бояться не приходится.

Шеветта послушно откусила бутерброд, и они разговорились, и это, собственно, и было их настоящее знакомство.

Затаскивая велосипед по хлипкой фанерной лестнице, Шеветта рассказала Сэму о японке, как та вывалилась из лифта. И как она сама, Шеветта, в жизнь не попала бы на ту пьянку и даже не знала бы, что где-то там идет пьянка, если бы не оказалась в том самом месте – перед лифтом, значит, – в тот самый момент. Сэмми отвечал неразборчивым хмыканьем; колеса его велосипеда погасли, стали тускло-серыми.

– А чья же это была пьянка и по какому случаю? Ты там ни у кого не спросила?

Мария. Мария же говорила.

– Коди. Мне сказали, что хозяин – какой-то Коди и…

Сэмми Сэл резко притормозил, брови его поползли вверх.

– Так-так. Коди Харвуд?

– Не знаю, – равнодушно пожала плечами Шеветта. Бумажный, почти невесомый велосипед абсолютно не сковывал ее движений.

– А кто это такой – Коди Харвуд, ты хоть это-то знаешь?

– Нет.

Площадка. Теперь можно не тащить велосипед, а катить.

– Ба-альшие башли. Реклама. Харвуд Левин – это его папаша.

– Ну да. – Шеветте было по фигу, кто там чей папаша. – Я же говорила, что там и публика, и все-все там было богатое.

– Папашина фирма руководила избирательной кампанией президентши Миллбэнк и на этих выборах, и на прошлых.

Но Шеветта была занята более важным делом – активировала распознающую петлю. Сэмми поставил свой велосипед рядом, загоревшиеся было колеса потускнели и снова стали серыми.

– Я прицеплю его к своему, на той же петле. Да здесь их вообще никто не тронет.

– Вот так же думал и я, – сказал Сэмми, наблюдая, как Шеветта вытягивает петлю, как она осторожно, чтобы не оставить на розовой с черным эмали ни царапинки, обматывает раму его велосипеда, как запечатывает петлю большим пальцем. – В тот раз, когда у меня сперли первый велосипед. И следующий.

К величайшей ее радости, желтая корзина подъемника была внизу; гостей у Скиннера, похоже, нет.

– Ну так что, поехали?

Шеветта запоздало вспомнила, что обещала утром купить у Джонни-таиландца суп, кисло-сладкий лимонный суп, любимое блюдо Скиннера.

Когда она сказала Сэму, что хочет курьерить, хочет иметь свой собственный велосипед, он принес ей мексиканский шлем с наушниками и наглазниками, обучающий, где в Сан-Франциско какая улица и как куда проехать. Через три дня Шеветта знала город вдоль и поперек, хотя и не так, как знают его курьеры. У курьера, сказал Сэмми, в голове такая карта, какой нигде больше и нет. Тут же нужно знать все основные здания, и как в них войти, и как там себя вести, и что нужно делать, чтобы какая-нибудь сволочь не стырила твой велосипед. Но когда он привел ее к Банни, все прошло без сучка без задоринки, чудо, да и только.

За три недели она заработала достаточно, чтобы купить себе вполне приличный велосипед, это тоже было вроде как чудо.

Примерно в это же время Шеветта начала встречаться после работы с парой других «Объединенных» велосипедисток, с Тэми Ту и Элис Мэйби, через них-то она и забрела тогда к когнитивным диссидентам. Забрела и познакомилась с Лоуэллом.

– Здесь у вас никто не запирается, – сказал Сэмми, глядя снизу, как Шеветта поднимает крышку люка.

Шеветта зажмурилась и увидела целую толпу копов, набившуюся в Скиннерову клетушку, попыталась рассмотреть, как они одеты, но