— Вы когда-нибудь убили какое-нибудь животное? — начал прокурор.

В ту же секунду Томасси вскочил на ноги.

— Ваша честь, — возмущенно воскликнул он, — на прямом допросе ничего не говорилось о животных. Мы хотим выяснить, причинил ли подсудимый вред человеческому существу, и я уже задавал этот вопрос. Если мистер Кантор что-то не расслышал, он может задать его вновь.

— Я думаю, вы не должны выходить за пределы, ограниченные сведениями, содержащимися в ответах свидетеля во время прямого допроса, — согласился судья Брамбейчер.

Томасси сел, довольный решением судьи. Кантору пришлось начинать сначала.

— Вы сказали, что нашли цепь. Где вы ее нашли, на снегу или под снегом?

Урек молчал.

— Ваша честь, прошу вас объяснить свидетелю, что он должен отвечать на поставленный вопрос.

— Я должен отвечать «да» или «нет», — огрызнулся Урек.

— Вы нашли цепь на снегу?

— Нет.

— Вы нашли ее под снегом?

— Я просто нашел ее.

— Где?

— Там, где она лежала.

— Вы ударили Эда Джафета цепью?

— Нет. Я ударил его рукой.

— В момент удара вы держали цепь в этой руке?

— Я не помню.

— Вы помните, как душили Эдварда Джафета?

— Нет.

— Каким же образом он получил серьезные повреждения в области шеи?

— Мы дрались.

— Как вы оцениваете…

— Я протестую! — вмешался Томасси. — Свидетель не врач.

— Протест принимается.

— Если бы мистер Джафет не бил вас по спине и не дергал за волосы, вы бы задушили Эда Джафета до смерти?

На этот раз Томасси даже не успел раскрыть рот.

— Не мог бы прокурор задавать вопросы, на которые свидетель может дать ответ? — сказал судья Брамбейчер.

— Вы брали со школьников по двадцать пять центов в месяц за охрану шкафчиков в раздевалке?

— Мне очень жаль, — ехидно улыбнулся Томасси, — но этот аспект не рассматривался во время прямого допроса.

— Ваша честь, — возразил Кантор, — если исходить только из ответов свидетеля на вопросы адвоката, может сложиться впечатление, что у этого молодого человека разве что не растут крылышки и, уж во всяком случае, он не совершил в жизни ни одного дурного поступка. Я имею право выяснить, так ли это.

Судья подозвал к себе Кантора и Томасси.

— Мистер Кантор может задать этот вопрос, если он сомневается в достоверности прочих показаний свидетеля. Протест отклоняется.

Томасси глубоко вздохнул. Ему оставалось только надеяться, что Урека не поймают на лжи.

Кантор повторил вопрос:

— Вы брали со школьников по двадцать пять центов в месяц за охрану шкафчиков в раздевалке?

Урек взглянул на Томасси. Тот едва заметно кивнул.

— Да, сэр, — ответил Урек.

— Эту обязанность возложила на вас администрация школы?

— Нет, сэр.

— Что происходило в том случае, когда школьник отказывался платить?

— Они все платили.

— Все? — настаивал Кантор.

Урек вновь взглянул на Томасси, но не понял, какого ответа ждет адвокат.

— Джафет не платил.

— Вы угрожали Джафету? Вы говорили, что он пожалеет о своем отказе?

— Нет, сэр. Я никому не угрожал.

— Не могли бы вы вернуться к интересующим нас событиям? — вмешался судья, начиная терять терпение. — Ваши вопросы только уводят нас в сторону.

Кантор чувствовал, что вероятность вынесения обвинительного приговора стремительно приближается к нулю.

— Вы сказали, что залезли в машину мистера Джафета только для того, чтобы погреться?

— Да.

— Вы дождались, пока за вами приехали?

— Нет, мы пошли пешком.

— Разве вы не собирались идти пешком с самого начала?

— В такой снегопад?

— Ваш отец собирался заехать за вами?

— Не помню точно, кто из наших родителей обещал приехать к школе. Они могли и забыть об этом.

— Если я вызову в суд ваших отцов и спрошу, собирался ли кто-то из них…

— Мистер Кантор, — остановил его судья, — я предупреждал вас.

— Я снимаю этот вопрос. Ваша честь, откровенно говоря, я очень расстроен. Очевидцы происшедшего, младший Джафет, его подруга Лайла Херст, медицинская сестра Гинслер, все те, кто должен был давать показания…

— Мистер Кантор, — прервал прокурора судья Брамбейчер, — вы не хуже меня знаете, что повторное рассмотрение дела возможно лишь после подачи апелляции. Все мы крепки задним умом, и я понимаю ваше раздражение. Но, исходя из моего многолетнего опыта, я хочу заверить вас, что наибольшее впечатление на присяжных производит заключительная речь, в которой разрозненные показания свидетелей должны слиться в единое целое. Не нам изменять сложившиеся традиции судопроизводства, и вам следует сосредоточиться на том, чтобы максимально использовать предоставленные возможности.

Кантор задал еще один вопрос:

— Я напоминаю, что вы принесли присягу и должны говорить правду. Это означает, что, солгав, вы можете получить срок заключения вне зависимости от исхода этого процесса. Итак, вы напали на Эда Джафета после танцев, да или нет?

Урек закрыл глаза.

— Вы напали на Эдварда Джафета после танцев, да или нет? — повторил Кантор.

— Нет, — ответил Урек.

— У меня больше нет вопросов, — заключил Кантор, заранее зная, что скажет ему Ферлингер, когда они останутся наедине.

— Защита закончила представление свидетелей. — Томасси, улыбаясь, оглядел членов жюри.

Судья Брамбейчер объявил перерыв до двух часов.

На ленч Джафеты пошли в ресторан Говарда Джонсона. Мистер и миссис Джафет ели с аппетитом, а Эд едва притронулся к еде.

— Знаете, — неожиданно сказал он, — секрет успеха моих фокусов надо искать в психологии.

Ему ответили недоуменные взгляды родителей.

— Я хочу сказать, рука не может быть быстрее глаза. Просто людям нравится, что их обманывают. А фокусник помогает им в этом, отвлекая внимание. Зрители не замечают манипуляций фокусника, потому что не хотят их видеть. Многие без труда разгадали бы секреты фокусов, если бы приложили минимум усилий. Во всяком случае, для себя я уже сделал определенные выводы.

— Какие же?

— Я собираюсь передать свои фокусы Армии спасения или другой благотворительной организации.