Гуннар жадно осушает один кубок, другой. Рута тоже пьет вино, только маленькими глоточками, очень медленно. Трепетное пламя лучины освещает ее прекрасное лицо, чудные волосы, высокий лоб, тонкий нос, губы, глаза — огромные, жгучие, грустные…

— Что за печаль туманит твое прекрасное лицо?

Варяг слегка опьянел, греческое вино дурманит голову, но он смотрит на женщину испытующе, в его словах слышится недоверие.

Рута опустила очи долу, словно не решаясь открыть свою тайну. Отогнала рукой невидимую слезинку… Затем взмахнула ресницами, в зеленых глазах вспыхнуло пламя.

— Мне жаль тебя, Гуннар… Ты пожалел Купаву и моих родителей, решил защитить их от гнева Святополка. Но твое доброе сердце сыграло с тобой злую шутку: Купава сторонится тебя. Не так положено вести себя молодой жене. Дом приходит в запустение, родители состарились, а слуги совсем распоясались. Такому могучему воину, как ты, не след думать о таких мелочах, как ведение хозяйства. Если бы ты не возражал, я смогла бы помочь тебе…

Варяг не сдержал кривой ухмылки.

— Не сомневаюсь в твоем желании. Но ты что-то слишком ласкова ко мне. Неужто забыла свою любовь к Святополку, князю киевскому?

— Все уже в прошлом. Мы любили друг друга, но все окончилось, — Рута на мгновение замолчала, затем смело встряхнула волосами и заявила: — Твоя любовь к сестре моей тоже канула в небытие. К тому же… Я знаю причину, из-за которой ты женился на Купаве — чтобы стать своим среди знатных вельмож Киевской Горы. Но разве так уж нужна тебе моя сестра?

— А то тебя не касается, — тихо, но грозно промолвил варяг.

— А мне бы хотелось, чтобы касалось… Чтобы руки твои сильные меня касались, губы сладкие твои целовать желаю… — Рута маняще улыбнулась, пальцы ее коснулись выреза на сорочке, словно она хотела сделать его еще глубже. — Не хочешь ли узнать, насколько слаще моя любовь, нежели объятия твоей скучной супруги? Налей мне еще вина… Рядом с тобой так нестерпимо жарко…

Глядя в очи бесстыжей искусительнице, варяг налил полный бокал темно-красного вина, протянул ей. Она выпила его на одном дыхании, не опуская зеленых глаз. Затем встала из-за стола, сделала маленький шаг в сторону и медленно стянула с плеч сорочку. И стояла теперь перед варягом полностью обнаженная. Дыхание его стало неровным, порывистым, он еле сдерживал себя, чтобы не припасть к роскошному телу, которое само рвется к нему в руки… Рута сама подошла к нему и прошептала с придыханием:

— Иди ко мне… Мое тело стосковалось без мужчины… сильного мужчины… настоящего воина…

Стройная фигура в пламени рыжих волос — Рута была нестерпимо хороша сумасшедшей, бесовской красотой. Ее руки, звеня золотыми браслетами, словно оковами, скользнули к нему, распахнули куртку, нежно огладили пальцами его грудь… Она искала его ласки… И он притянул ее к себе, обнял сильный стан, впился ртом в мягкий живот. Ощущение бархатистой кожи опьяняло сильнее вина, и варяг, вскочив на ноги, с готовностью подхватил женщину на руки…

На прохладной простыне раскинулись разгоряченные страстью тела. Они уже не понимали — где находятся; руки и ноги сплелись в змеиный клубок, слов больше не было, но они не нужны. Красноречивей всего язык страсти.

* * *

Хозяином зажил на боярском подворье варяг. Всего было вдоволь — и денег, и холопов; и каждую ночь его осыпала ласками рыжеволосая красавица, у которой, казалось, не было усталости в любовных играх. Все ночи напролет, с заката до рассвета, Рута обнимала и целовала Гуннара, умоляла утолить ее ненасытную страсть. Но не давала покоя варягу его законная жена.

Купава избегала встреч с ним. Она ни словом, ни взглядом не упрекнула Гуннара за то, что сделал своей наложницей ее родную сестру. Но именно это и злило варяга. Что возомнила о себе эта гордячка? Своенравная, своевольная душа никому ни в чем не покорная… Похоже, сам того не подозревая, он подарил ей самое ценное для нее — свободу от брачных уз.

Чтобы напомнить жене о том, кто ее господин, Гуннар, забыв о Руте, дожидавшейся его на своем ложе, едва ли ни силком затаскивал Купаву в супружескую опочивальню. Угрозы сменялись ласками, жадные губы шарили по всему телу, но жена лишь крепче стискивала губы и лежала, словно ледяная дева, безучастная ко всему на свете, кроме своих мыслей.

Заветное колечко вернулось к ней, но тайну открыть не спешило. Кем был тот незнакомец из купальской ночи? Где он? Жив ли? Помнит ли о ней? А может, попросту потерял перстень или подарил новой подружке?

Тоска и печаль грызли душу Купавы, а горе от потери любимых — Позвезда и Глеба — затмевало разум. Небо над ее головой затянуло темной пеленой, и не было возможности вырваться из этих черных Дней и ночей. Казалось, умерли все чувства, кроме одного — сознания безысходности. Уже на раз Купава думала уйти в монастырь, но понимала, что муж не даст ей покоя и там. Да и родных своих оставить на растерзание затаившегося дикого зверя не могла.

Девушку ничто не интересовало, даже слухи о том, что Ярослав готовится к войне со старшим братом, рассылает письма к оставшимся в живых братьям Судиславу и Мстиславу, а также племяннику Брячиславу полоцкому, предлагая объединить силы против родича окаянного. Но нет ладу между сыновьями Владимира, не стали они прислушиваться к голосу новгородского князя, затаились каждый в своей вотчине. А князь Святополк, ненасытный и хищный, уже подчинил себе полностью Киев и теперь сговаривается с поляками и немцами, чтобы вскоре пойти войной на младших братьев. Тесно ему на земле Русской с остальными князьями.

Все это протекало мимо сознания застывшей от горя Купавы.

Листопад (октябрь) 1015 г.

Поникли ветвями осины и ракиты, березы сбросили последнюю желтую листву, побурела трава. Воздух и вода захолодели, легкие морозцы по утрам покрывали землю инеем и высушивали ручьи. Небо железным листом закрылось, с севера на полудень потянулись косяки пролетной птицы. Ветер голодным волком воет над Днепром, навевая тоску и печаль. Еще пара недель, и подступит зима-марена, смешает небо с землей, завьюжит, запуржит. Долго, очень долго еще до летних уютных денечков, да полно, неужто и впрямь когда-либо наступят они…

Тепло и уютно было в добротных хоромах боярских, весело трещат в печи дрова, заслоняют тела и души людей от холода и мороза. Только душу Купавы никак не могут согреть, с каждым днем все сильнее печаль о прошедших днях. Как же мало выпало ей на долю быстролетных счастливых мгновений!..

На Руси принято привечать странников, калик перехожих. Грех не приветить, не накормить бедолаг, особенно в такую непогоду. Однажды вечером Купава по своему обычаю зашла в поварню и застала там несколько бродяг в ветхих одеждах. Почти все они были старыми и убогими. Все, кроме одного.

Стоило лишь хозяйке поставить на стол миски с кушаньями, как ей в лицо уставились темные глаза самого молодого странника. Купава невольно нахмурилась, раздосадованная поведением нахального парня. Она бросила в его сторону негодующий взгляд, вздрогнула и быстро вышла из поварни слегка озадаченная. На короткий миг лицо бродяги показалось девушке удивительно знакомым.