Время, упущенное 27 августа, было компенсировано тем, что русские, на свою погибель, продолжали углубляться на запад.

Хотя Самсонов еще накануне ночью знал, что его правый фланг разбит, а левый находится под ударом, он приказал центру армии продолжать наступление на север. Самсонова можно обвинить в излишнем оптимизме. Объяснить его действия можно двояко: или он считал своим долгом слепое выполнение приказа, стараясь во что бы то ни стало справиться с поставленной ему задачей, или же он не хотел отступать, когда Ренненкампф, его старый враг, наступал. Наступление это вероятно спасло Самсонова от возможного тяжелого удара, так как Шольц имел приказ Л юдендорфа вмешаться в бой после атаки, развиваемой Франсуа.

Центр русских вызвал несколько трещин в фронте Шольца, хотя этого удалось добиться ценой крайнего напряжения войск. Эти трещины, видимо, на мгновение надломили самообладание Людендорфа, заставив затрепетать и его нервы, потому что он приказал Франсуа послать Шольцу подкрепления, а с остальными частями корпуса двинуться на северо-восток к Ланна, чтобы ударить по тылам центра русских. Это направление вело через густые леса и давало Франсуа меньше времени и возможностей отрезать русским путь их отступления. К счастью, Франсуа вновь игнорировал этот приказ и продолжал преследование в направлении Нейденбурга.

Вскоре после полудня Людендорф обнаружил, что русские не только не пытаются расширять и углублять трещины на фронте Шольца, но, видимо, отступают. Поэтому он послал Франсуа новый приказ: не только двигаться на Нейденбург, но и, пройдя его, идти на восток к Вилленбургу. В ночь на 29 августа части корпуса Франсуа цепью окопавшихся постов блокировали дорогу от Нейденбурга к Вилленбургу, образовав таким образом преграду поперек пути отступления русских. Теперь русские были вынуждены поспешно отступать через густые леса, которых удачно избежал Франсуа, и в этих лесах совершенно перемешались. Русский центр (XIV, XV и половина XXIII корпуса) был отрезан от тыла, а пути его отступления были преграждены. Фактически его больше не существовало. Он превратился в толпу голодных и измученных людей, беспорядочно и нерешительно пробивавшихся сквозь огневое кольцо германцев и тысячами сдававшихся в плен.

В последней сцене этой трагедии сыграл роль сам Самсонов. 27 августа он выехал из Нейденбурга, чтобы самому взять на себя управление боем, но уже ничего не смог сделать, и сам был захвачен водоворотом отступления. Не будучи в состоянии чем-либо помочь, 28 августа он повернул обратно на юг и, пробираясь верхом сквозь густые леса, заблудился. В темноте он отошел в сторону. Отсутствие его штабом не было замечено, пока близко не раздался отдельный выстрел. Самсонов лишил себя жизни, не желая пережить поражения своей армии.

Но когда он умирал, поражение не было столь велико, как велико было отчаяние командующего, да оно еще и не было столь безусловным. Если бы центр русских оказался в состоянии реорганизоваться и попытаться энергично прорваться, быть может, попытка эта увенчалась бы успехом. Дело в том, что преграда Франсуа была тонка, и ему самому извне угрожала опасность в лице I корпуса Артамонова, который после своего поражения под Усдау и отступления за границу был усилен свежими частями и шел на спасение Самсонова.

Донесения летчиков еще 29 августа предупреждали Франсуа о грозившей ему опасности, но он стойко отказывался снять свою «блокаду», хотя и выделил столько сил, сколько представлялось возможным, чтобы задержать наступление русских у Нейденбурга. Тем не менее 30 августа город пришлось отдать, но Людендорф уже слал подкрепления, а Артамонов, почти ничего не сделав, чтобы развить свой успех, 31 августа вновь отошел к югу.

Все же причина слабости Франсуа, позволившей части армии Самсонова избежать охвата, заключалась в том, что Макензену и Белову не удалось присоединиться к Франсуа с востока. Поэтому преграда и не была ни столь крепка, ни столь плотна, как следовало бы.

Вследствие неудовлетворительного взаимодействия Макензена и Белова, а также отсутствия четкого руководства сверху, их корпуса прекратили преследование правого фланга русских и повернули на север против Алленштейна, двигаясь по истинно германской привычке «на выстрелы», вместо того чтобы, подобно Ганнибалу, захлестнуть петлю вокруг арьергардов противника.

Людендорф, терзаемый боязнью наступления Ренненкампфа и желанием уничтожить Самсонова, отдавал ряд противоречивых приказов, которые не могли помочь выйти из неразберихи. Его приказы не могли распутать ту кашу, которую заварили Макензен и Белов. В итоге он больше рисковал и меньше выигрывал. Он слишком медленно сжимал клещи охвата и оставил на юго-востоке разрыв, через который фактически и ускользнула часть русского XIII корпуса. Ускользнул бы, пожалуй, и весь корпус, если бы не Макензен, который по личной инициативе повернул вновь на юг, чтобы закрыть этот разрыв, а также если бы русские не были настолько ослеплены и не обезумели от паники.

Все же было захвачено 92 000 пленных, уничтожено два с половиной корпуса, а другая половина армии Самсонова сильно потрясена, особенно морально. Учитывая случайности войны и трудности, сопряженные с действиями в малокультурной области, победу под Танненбергом можно считать великим достижением, как оно и было в истории войны. Но не Людендорф привел к победе, задумав эту операцию, и еще в меньшей степени Гинденбург. Замыслом этой операции обязаны главным образом Гофману. Притвиц и Людендорф по очереди разделяют честь принятия его плана, а Людендорф заслуживает еще благодарности за некоторое развитие этого плана. Нельзя также приписывать Людендорфу главную роль в успешном проведении этой операции. Здесь основная заслуга приходится на долю Франсуа.

А против Людендорфа может быть выставлен тот факт, что его первая телеграмма из Кобленца была первой и решающей причиной срыва полного окружения армии Самсонова.

Танненбергское сражение не было, как это иногда утверждают, заранее подготовленными и разработанными Каннами. Целью этой операции было сломить силы русских и не допустить их вторжения в Германию; идея же двойного охвата явилась только впоследствии и стала возможной лишь тогда, когда выяснилось, что Ренненкампф продолжает оставаться пассивным. Идея эта пришла позднее, равно как и мысль дать такое название победе.

Приказ Людендорфа о преследовании на 28 августа был помечен «Фрогенау». Гофман сказал ему, что он сможет легко смыть с Германии позорное пятно, пометив приказ названием находившегося впереди города – Танненбергом, где в 1410 году были разбиты наголову тевтонские рыцари.

Еще до конца 1914 года правительства и генеральные штабы враждебных сторон поняли, что операции на Западном фронте не приводят к решению и что настало какое-то состояние безвыходности, причем каждая сторона старалась найти выход из создавшегося положения. Реакция была различной как по форме, так и по характеру, в зависимости от силы, ума и предрасположений различных авторитетов. В Германии решающим было мнение Фалькенгайна. При знакомстве не только с критиками Фалькенгайна, но и с его личными работами создается впечатление, что ни мнение это, ни само руководство войсками, не отличались целеустремленностью, а сам Фалькенгайн не отдавал себе ясного отчета, что же именно надо делать.