Я направилась к дому, достав из кармана телефон и ожидая, когда Кларк уедет. Его машина выехала на разворот, дала задний ход и развернулась по направлению к выезду. Но никуда не поехала.

Через секунду я поняла, что он просто хочет убедиться, что я вошла в дом и все в порядке. В другой ситуации это бы меня впечатлило, но сейчас только еще больше раздражало. Я подошла к боковой двери, подняла защитную сетку, достала из кармана ключи и сделала вид, что вставляю их. Потом поглядела в сторону дорожки, но Кларк был еще там. Я закатила глаза, открыла-таки дверь и вошла внутрь, и тогда он уехал.

Я нажала на тормоз, хотя ни впереди, ни сзади меня машин не было. Для меня обычным делом стало проскакивать нужный поворот и продолжать движение, пока не проеду порядка мили с усиливающимся ощущением, что я давно должна бы приехать. И сегодня у меня не было настроения впустую тратить столько времени. Я хотела пожаловаться своим подругам. Всю дорогу я планировала, что теперь буду делать. Нужен кто-то другой, чтобы заменить Кларка, тот, кто поможет мне забыть обо всем, что случилось в последние две недели, и мое лето снова обретет краски. Стало ясно, что Кларк не годится на эту роль, – значит, придется найти кого-то еще.

Только я собралась снова набрать скорость, решив, что поторопилась, как заметила старый указатель на городской сад – с двумя вишенками – и поняла, что все сделала правильно. Я свернула, все больше успокаиваясь по мере приближения. Когда-то это был настоящий сад, но к моменту, когда я о нем узнала – тогда самый старший брат Палмер, Фитц, учился в старшей школе, а мы – еще в начальной, – он стал местом проведения вечеринок. Зимой, конечно, нет, но летом каждый вечер здесь было полно учеников трех ближайших школ и случайных скучающих студентов Университета Стенвича. То есть просто идеальное место, где мне сейчас стоило оказаться.

Я въехала на поле, используемое как парковка, выбралась из машины, заперла ее и направилась туда, где обычно кольцом стояли столы, а где-нибудь поодаль втридорога продавали пиво, в розлив или в банках, охлаждавшихся в переносном холодильнике, но почему-то всегда теплых. Я шла, ища глазами подруг. Я им написала, когда выезжала из Стенвич Вудс, и Том (с номера Палмер) ответил, что они в пути. Я была почти уверена, что они приехали раньше, но если нет – я просто сяду и подожду, стараясь выбросить из головы неудачное свидание с Кларком.

Тут кто-то пихнул меня в плечо, я повернулась и увидела Уайетта Миллера: в каждой руке по красному стакану пива, а на лице ухмылка.

– Я тебя знаю, – толкнула я его в ответ, стараясь не расплескать пиво; это была наша версия приветственных объятий. – С возвращением!

– Спасибо, – он отхлебнул пива и улыбнулся чуть шире, но я заставила себя отвернуться раньше, чем это возымело эффект.

За несколько дней я к нему привыкала, но если долго его не видеть, поначалу он сражает: он, наверно, самый красивый парень из всех, кого я встречала в жизни, будто сошедший с киноафиши или из рекламы дорогого одеколона. У него светло-каштановые волосы, которые он немного отращивает, чтобы потом эффектно отбрасывать рукой. Обычно носит потертые футболки с логотипами групп, узкие джинсы и «конверсы», даже в самую жару. Он худощав, с выступающими скулами. Тоби, правда, клянется и божится, что влюбилась в него не из-за внешности, а по причине скрытой в нем глубины. Которая, по мнению Тома, уж слишком глубока. Но я понимала подругу: Уайетт был молчалив (что позволяло заподозрить в нем глубокие и противоречивые переживания) и чаще наблюдал за происходящим со стороны, чем принимал активное участие. Но у него был настолько острый язык, что даже меня он мог застать врасплох. Уайетт играл на бас-гитаре в нескольких группах в своей закрытой школе – эти группы периодически распадались, потом снова собирались вместе; наверное, это неизбежно, если вынужден общаться с одними и теми же людьми весь учебный год. Я могла без особого труда представить, как его поклонницы млеют на концертах.

– Как жизнь? – Он посмотрел на меня в упор, словно собирался задать какой-то важный вопрос.

Я рассмеялась.

– Надеюсь, на этот раз ты без гитары?

В прошлом году мы постоянно об этом спорили. Выпив пару кружек пива, он вдруг доставал гитару, все разговоры заканчивались, и вечеринка превращалась в его концерт. Он хорошо играл, но, с моей точки зрения, это было чересчур. Впрочем, Тоби его обожала и постоянно рассуждала о том, посвятит ли Уайетт ей песню, не думая о том, что ее имя трудно рифмуется.

– Ага, – он кивнул. – Подумал, лучше дам тебе персональный концерт.

– О нет! – взмолилась я, а потом увидела его слегка приподнятую бровь: знак, что это шутка. Свойственная ему бесстрастность иногда затрудняла понимание подобных моментов. – А, ну ладно. – Я огляделась и заметила, что почти все девушки поблизости смотрят в нашу сторону. – Как поживаешь, Миллер?

– Это я должен тебя спросить, Уокер, – ответил он, кивнув на столы и направляясь в их сторону. Уайетт всегда называл меня по фамилии, и, хотя обычно я закатывала глаза, когда это слышала, втайне мне нравилось. – Слышал, у тебя сегодня было многообещающее свидание.

– Не особенно, – ответила я, подстраиваясь под его шаг, и сообразила, куда мы направляемся: к самому дальнему столу, где сидели все остальные.

– Понимаю. – Он сочувственно поглядел на меня и повел плечом. – Ну, как говорится, на нем свет клином не сошелся и все такое?

Я кивнула. Примерно об этом я всю дорогу и размышляла.

– Типа того.

Заметив нас, Тоби вскочила, потом передумала, решив снова сесть, и в итоге замерла в каком-то полунаклоне: она наверняка считала эту позу естественной, но мне показалось, что ей должно быть страшно неудобно. Она сложила руки на груди, расплела их, опять переплела.

– Вижу, ты нашел Энди, – сказала она и громко рассмеялась. Через несколько секунд подруга внезапно замолчала и сделала большой глоток из стакана, покраснев как рак.

– Правильно видишь, – Уайетт подошел к Бри и подал ей один стакан из тех, что нес. Краем глаза я заметила, как Палмер незаметно стерла с носа Тоби пивную пену.

– Не пытайся сменить тему, – сказала Бри, поблагодарив Уайетта, и нацелила палец на Тоби: – Это нападение.

– С каких это пор поздороваться с Энди означает сменить тему? – спросила Тоби.

– Нападение на кого? – поинтересовалась я, глядя на них и уже чувствуя себя гораздо лучше. Простое пребывание рядом с ними уже помогало расслабиться. Свидание с Кларком начинало постепенно отступать на второй план.

– Эмодзи, – хором произнесли Том, Бри и Палмер.

– Энди, – сказала Тоби, поворачиваясь ко мне, – хоть ты скажи им, что они с ума сошли.

– Нет, – ответила я, рассмеявшись при виде возмущения на ее лице. – Ты совершенно не знаешь меры. Я всем сердцем это поддерживаю. Как мне вступить в войска?

– Я несколько раз всерьез беспокоилась, не забыла ли ты, как писать обычные слова, – сказала Бри нарочито серьезным голосом. – Ты моя лучшая подруга, Тобианна. И я за тебя переживаю.