Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом я спросила, почему менялись страницы, по моим подсчетам в деле должно быть не 150, а, по крайней мере, страниц 300. И почему ни в одном месте я не нахожу фамилию Берии, только Абакумов.
«А какой был год? Под Лаврентием Павловичем не раз шатался стул. Надоел он Хозяину, и чувствовал это. С Вашей матерью – перебор, поэтому несколько раз убирали страницы, компрометирующие и не только Берию».
По моим сведениям у Берии были его, «личные» арестованные, в число которых попала моя мать. «Сидели» они отдельно, в особом коридоре. Кроме того, с июля по декабрь 1946 года, когда задним числом появляется ордер на арест, Женю именуют не по фамилии, а «арестованная номер 13». Ну, чем не «железная маска»?
Да что моя бедная мама, у которой, по ее словам, внешность «подгуляла». Летела, как бабочка на огонь. Оскорбила всемогущего грузина. Вот и сгорела!»
Опять веет романтикой белых роз – Хозяин, личные арестованные, красные папки, безымянные узники. Зачем, если Абакумов лично увозил Евгению Гаркушу, то есть все с самого начала знали, где она и что с ней? В запутанной истории взаимоотношений Хозяина, Берии и документов я вообще не смогла разобраться – если Берия Сталину надоел, почему тот поддерживал это надуманное дело? А если нет и тот позволял ему измываться над женой министра, то зачем убирали документы? И кто и когда их убирал – сразу после подписания что ли? Берия подписывал приказ, показывал и сразу изымал, чтобы Сталин не увидел?
Прошу прощения за эту чушь, но очень хотелось показать, как будет выглядеть попытка анализа такой противоречивой истории.
К счастью, Марина Ширшова безусловно искренне пыталась разобраться в деле своей матери, поэтому не ограничивалась туманными намеками, а рассказывала о корнях своих изысканий довольно подробно: «Я еще ни разу не писала, почему во всем склонна обвинять Берию. Ведь всюду подпись Абакумова. Я упоминала об этом только в биографии отца. Про вину Берии я знаю от домашних. Хотя начало тянулось от его родственников. Но об этом я не хочу писать, чтобы не задеть их потомков. Отец ненавидел людей кино, сыгравших определенную роль в аресте мамы, и ненавидел Берию. Это его он однажды назвал в присутствии большого количества людей «гестаповцем»! Чего же можно было после этого ждать! Тем более что Лаврентий Павлович востребовал, по своему обыкновению, любви Жени, а она ухитрилась дать ему пощечину на одном из приемов в Кремле! Но на дворе стояли не тридцатые, а конец сороковых, Сталин, любивший своих первых героев, мог дать непредсказуемую реакцию. Как ни странно, но Берия, по-моему, немного испугался. В конце концов, можно не выпустить ее из ссылки, что он и сделал в конечном итоге».
И наконец еще одно важное замечание, которое она делает, изучая протоколы и доносы на Евгению Гаркушу: «Первая дата – 7 января 1944 года. Следовательно, арест мамы планировался еще за год до моего рождения!»
7 января 1944 года, тогда как дата предполагаемой пощечины – 1946 год. Ну и прямое объяснение, что о причастности Берии к аресту Евгении Гаркуши известно только из семейного предания. Даже не факт, что ее действительно Абакумов увозил, а это не сочинили впоследствии, чтобы красивее звучало.
Какие можно сделать выводы? Ясно одно – красавица-актриса действительно погибла в лагере. Была она виновна в том, в чем ее обвиняли, или нет, я не знаю, да и нет у меня задачи это расследовать. Но одно ясно – ни на одном документе даже крайне заинтересованная и дотошная Марина Ширшова подписи Берии не нашла. Как не нашла никакого доказательства того, что он вообще хоть сколько-нибудь интересовался делом Евгении Гаркуши.
Софья Щирова
Не менее драматичной, хоть и по-другому, можно считать еще одну историю, которую тоже связывают с Берией. В показаниях Саркисова есть такие слова: «Мне также известно, что Берия сожительствовал с женой военнослужащего Героя Советского Союза, фамилию которого я не помню, звать жену этого военнослужащего София».
По-видимому, речь идет о Софье Щировой, жене летчика Сергея Щирова, который в 1949 году был арестован по обвинению в «попытке запланированного побега за границу для дальнейшей борьбы против СССР». Его приговорили к двадцати пяти годам лагерей, но в 1953 году, после ареста Берии, привезли в Москву, где он дал довольно неожиданные показания:
«Терехов Г. А. Что толкнуло вас на столь безрассудный поступок? Почему вы решили бежать за границу? Боевой летчик, Герой Советского Союза и – измена Родине?
Щиров С. С. Я никогда не собирался изменять Родине… Это был жест отчаяния, наверное, глупый, но мне надо было привлечь внимание к себе. Да, чтобы предстать перед трибуналом. Я думал, что там меня услышали все…
Как все было? В 44-м я женился в Москве на женщине, которую полюбил всей душой. На третий день должен был уехать в командировку в Чкаловскую. Через неделю вернулся. Жены дома не было. Стал ждать. Восемь, десять… 12 часов. Жена не возвращалась. Я начал волноваться. Около двух часов ночи я услышал, что около дома остановилась машина. Из нее вышла жена. Мой приезд, очевидно, был для нее неожиданным. От нее пахло вином. Стала путано мне что-то объяснять. Я был убит всем этим – шел десятый день после свадьбы!
Утром она мне сказала: «Сергей, со мной произошло ужасное… Ты не поверишь, но это так. На другой день после твоего отъезда ко мне зашла Нина, ты ее знаешь, пригласила прогуляться. Мы шли и болтали. Тогда я даже не заметила, как около нас остановилась черная машина. Вышел человек в военной форме. Поздоровался с Ниной и пригласил нас прокатиться, заехать к его товарищу. Я отказалась, конечно. Он настаивал. Нина сказала – надо поехать, нельзя не поехать. Я ничего не понимала, совсем растерялась. Но она так повелительно потребовала, что я поехала. Мы въехали в какой-то двор, вошли в дом. Нас привели в комнату. Некоторое время никого не было. А потом вошел… Нет, ты не поверишь, но это так… Вошел Лаврентий Павлович Берия. Я была ошеломлена. Он угостил нас вином, стал что-то говорить, я ничего не воспринимала… Тут зазвонил белый телефон. Он сказал, что вызывают в Кремль, подождите, я скоро вернусь. Я не стала ждать, уговорила Нину, и мы ушли… А через день снова около меня остановилась черная машина и вышел тот же полковник».
Вот что рассказала мне жена. Я не знал, верить ли ей или нет. Я был вне себя… Думал, что все это она сочинила. Но на следующий день часов в 12 в квартире раздался звонок, я открыл дверь. Не спрашивая разрешения, чуть не отстранив меня, в квартиру вошел полковник и спросил мою жену. Она вышла вместе со своей матерью. Не обращая на нас внимания, полковник сказал жене, что надо ехать, и вышел. Жена бледная, смущенная бросилась ко мне: не могу, мол, не ехать. Я ей сказал: «Езжай к своему Берии и скажи, что для этих целей у тебя есть муж. Если через час не вернешься, меня не увидишь никогда». Через час она вернулась.
Полковник больше не приходил, но звонки по телефону не прекращались. Я предложил жене развестись, она умоляла меня не делать этого. Я настоял, чтобы меня вернули на фронт, где я и был до конца войны. Я был вне себя…
В 1946 году я вернулся в Москву и попросил направить меня служить подальше от столицы. Меня направили в Ленинакан командиром полка. Отношения с женой наладились. Но однажды раздался звонок из Тбилиси… Берия приехал туда на встречу с избирателями. И позвонил моей жене, звал ее приехать к нему, обещал прислать самолет. Жена отказалась. Но, несмотря на это, все налаженное между нами рухнуло, как карточный домик.