– Так ч-ч-че-го ж он тогда… в ин-н-нститут-то не поступил? Не учился, к-как человек? – не мог сообразить Жора, у которого уже совсем не слушался от хмеля язык. – Ес-сли такой с-с-спо-с-собный?

– А паспарта прэдсядатель не дау!

– Как это так… не дал? – чуть отрезвев, не поверил Жора.

– Ой, детка… – вздохнула тяжко цыганка. – Время-то другое было. А без паспорта – куда уедешь? И мати ещё больная… Не кинешь… Адно – в калхоз…

– Так он же… и не в колхоз-зе? – не терял логики Жора. – Пот-тапенка ваш с с-сутра – з-зачем п-пприходил?.. У-уз-з-знать… Н-нельзя ли с-срочно принять б-бо-большинством голосов в ч-члены и н-на-следство н-на всех п-поровну…п-поделить?!. Н-нет ли такого з-з-закона?..

– Ого!

– Не дивись, Барисавич! – махнула рукой цыганка. – Таки ён! Таки, гэты сукин сын!

– Н-ну… вот… – с раздражением стукнул по столу Жора. – Я же и говорю!.. Он ж-же… и н-не в… кал-хо-з-з-зе!?.. Константик? Т-т-так?

– Так он же и не рабом родился! – отчётливо проговорил иностранец.

– Талантом он по ошибочке оказался! Да таким, что, слава богу, тысячу лет второго у вас не будет! Сидите в своём корыте у вашего телевизора. Хлебайте свою самогонку! Хи-хи-хи…

Жора ошалело уставился на Пепку, а потом на главного иностранца. Тот бросил на шофёра строгий взгляд и тут же наигранно заулыбался:

– Чесь хочет сказать, что Константик вам уже не опасен. Такого масштаба таланты…

– Такой массы… – ехидненько вставил Чесь.

– Они либо переворачивают плоскость своего времени на сто восемьдесят градусов…

– Утягивая с собой и нас… Фюить – и… там! – Пепка скосил глаза на потолок.

– Обваливая, Чесь! Правильно! Затягивая за собой реальность в новую эру существования…

– Как Бил Гейтс, к примеру…

– Либо сами… вываливаются из неё – прямо-таки буквально вываливаются из своего времени, оставляя жизнь без каких-либо перемен.

– Погиб талант, пропал… – вздохнул, закрывши глаза, учитель.

– Мы ему про Фому, а он – про Ерёму! – грохнул об стол кулаком Пепка. – Талант-то нисколечко не погиб! Просто вам он здесь – на хрен нужен!

– Сами удивляемся, как этого не случилось! Таланту необходимы трудности и препятствия, но не стена, об которую сразу же разбивают лоб! Чем больше препятствий на пути к финишу и чем выше барьеры – тем больше сил и умения у того, кто все их преодолел! Но если сразу же после старта поставить непреодолимую стену, об неё можно либо разбиться, либо отступить – и гений попросту не возникнет как таковой, не сумеет развиться, сделавшись тем, кем мог стать бы после преодоления всех барьеров.

– Опасно губить таланты! – зловеще подмигнул Пепка, разливая по третьей. – Правильно говорю?

– Правильно, – откликнулся иностранец и, взглянув на ничего не понимавшего Жору, пожал плечами: – «…и сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после…»

Никто не осмелился спрашивать и возражать.

– Опасно губить таланты и играть с судьбой! Заигрывать с ними, ставя у этой стенки. Нельзя таланты дразнить: пусть тысяча разобьётся, но есть шанс, что один придумает способ, как убрать стену!

– Матка Боска! – несмело перекрестилась цыганка.

– Вижу, тётушка вижу! – вдруг вцепился в неё глазами Пепка. – В католицизм-то вы перекинулись, как положено. Целиком. А веру свою всю променяли?

– Якая у цыган вера… А як у кастёле з маим венчалась, с тех пор – каталичка…

– А гадать ещё… не забыли? – погрозил пальцем Пепка. – И колдовать, небось, тоже… умеете?

– Ай, божа! – отмахнулась она от нахала обеими руками. – Ды каб умела, ци ж гэткага б сабе мужа накалдавала? Можа б пана якога… Не у халупе сваёй жила б!

– Всё правильно, матушка, наколдовали-с! – лукаво оскалился и погрозил пальцем нахал. – Пан ваш – в каких нынче пенатах?

– Пан ваш в озере давно лежит, на дне, куда немцы его из гроба выкинули, а гроб забрали. Каплицу его взорвали, на месте её окопы вырыли, там сейчас сено косят.

– А пани, спрашиваем мы, где? Вот! И могилки её никто не знает! А ты – с нами сидишь, самогонку пьёшь! – Пепка хлопнул старую цыганку по плечу. – И коса ещё – вон какая! О-го-го!

Цыганка смущённо поправила косынку.

– И сад – ничего себе! – вспомнил Жора. – С таким садом…

– Да и гадать-то не разучилась! – хитро подмигнул Пепка. – Погадай мне, матушка, погадай!

– Ды не умею… – отвернулась она от наглеца.

– А я вот – и то умею! По лицам могу гадать! – приставал тот. – Может, слышали? Физиономистика – называется! Покажите мне человека – и я сразу скажу, кто он такой. Ну, вот ты, хотя бы! – нацелил он пальцем в Жору. – Хочешь, всё про тебя скажу? И про мать-художницу, и про отца-режиссёра!.. Всё!

И Жора вдруг вспомнил свою Одессу и квартирку над рестораном, где они с мамой жили, когда он учился в школе… Мама преподавала в школе рисование и французский язык, а потом, хоть давно разошлась с отцом, уехала в Ленинград, когда Жора, окончив десять классов, отправился учиться в Витебск, к овдовевшей маминой сестре… «Цыганская кровь…» – грустно покачал головой дед.

– Одного только не пойму! – вскричал Пепка. – Как в милицию-то ты попал, дружок?

Как-то вдруг сам собой усилился в телевизоре звук. В кадре выцветились трибуны, мелькнул олимпийский огонь. Заиграли фанфары. Блеснули медные трубы.

Девушка и юноша с чистыми лицами гордо несли по стадиону факел на вытянутых руках.

– Молодо-зелено! – вздохнул иностранец, глянув искоса на экран. – Наивная молодёжь! Ещё не знают, что они несут и куда…

– А вот почему несут – знают! – влез, пакостно захохотав, Пепка. – То есть – почему именно они несут!

– Да… – грустно покачал головой иностранец. – Уж она-то, по крайней мере, должна знать! И что ты в её лице прочитал? Что твоя физиономистика говорит?

– А ничего! Рано ещё. Биография в чертах не отложилась… А вот этак через десяток лет! Будьте уверены! Ха-ха-ха!..

– Тишэй вы! – шикнула на них цыганка. – Гэта уже – алимпияда! – И уселась за столом поудобнее, приготовившись смотреть.

Молодые с факелом гордо продолжали свой путь.

– А чего это, правда, они несут? – и не думал униматься Пепка. – Огня в стране нету, что ли? Значит, и его мало?

– Да тиха вы!

На экране появилась чья-то старческая сытая физиономия.

– Продолжим наши физиономические исследования! Ну, хоть, он, к примеру… – глумливо пробасил Пепка. – Гляньте-ка на него, шеф!

Иностранец, сидевший спиной к телевизору, повернулся, разглядывая склеротически дрожащего старца с густыми устрашающими бровями.