– Какой канал? – не сразу понял каперанг.

– Английский! Ла-Манш.

Доброе лицо каперанга медленно побагровело.

– Это нарушение всех международных норм! – возопил он, потрясая кулаками. – Они не имеют права! Что эти просвещенные мореплаватели себе позволяют?!

Чуточку отдышавшийся Воронцов, сухощавый, безукоризненно одетый, сам очень похожий на англичанина, иронически усмехнулся в тонкие усы:

– Кому вы это говорите! Перед тем как помчаться к вам, я телеграфировал в Петербург о вопиющем нарушении свободы мореплавания и торговли. Ничуть не сомневаюсь, что ноты протеста посыпятся очень скоро. Но мы ведь с вами знаем, чем скорее всего кончится дело, не так ли? Однако советую вам поторопиться, иначе вы рискуете застрять на десять дней где-нибудь в Дюнкерке или Кале.

Честь по чести – предупредил и отбыл.

Каперанг приказал ускорить подготовку к отплытию.

До темноты успели проскочить узости Зунда и легли на курс норд-норд-вест. «Победослав» легко развил десятиузловой ход. В кильватер ему, густо дымя и отчаянно молотя по воде плицами, поспешал «Чухонец».

Ужин в кают-компании корвета проходил в напряженном молчании. Лишь когда был подан десерт, развернулась дискуссия. Первым не выдержал капитан-лейтенант Батеньков.

– Гхм… – глухо начал он, не обращаясь персонально ни к кому. – Все-таки англичане – большие сволочи.

– И наглецы, – поддержал Канчеялов. – Действуют так, как будто они suo jure.[3]Больше всего, господа, меня удивляет, как они осмелились закрыть пролив, никого не спросясь. Мало им места для маневров в океане? Нужны берега для отработки взаимодействия флота с береговыми батареями – пожалуйста, вот вам Ирландское море. Удобно и малозаметно. Там, кроме англичан, никто и не ходит, если не считать ирландских рыбаков. А тут, подумать только, – Ла-Манш! – И лейтенант помотал головой, будто стараясь отделаться от бреда. – Торная дорога. Сколько торговых судов проходит Ла-Маншем ежедневно – наверное, несколько сотен?

– Не меньше, – отозвался Тизенгаузен.

– Вот то-то и оно! Ну, положим, на бельгийцев, датчан и разных прочих шведов Альбион может поплевывать свысока, это я понимаю. Даже на нас и на немцев может, хотя, конечно, с их стороны это свинство первостатейное… Впрочем, ничего выходящего из ряда вон я пока не наблюдаю, от британцев только и жди какой-нибудь гадости! Захватят в море торговое судно и свалят вину на исландских пиратов – они, мол. Сколько было таких случаев! Привыкли! – Разгорячившись, Канчеялов механически крошил бисквит на белоснежную скатерть. – Но как же быть с французами, господа? Ведь закрытие пролива касается в первую очередь их! Торговля через Шербур, через Гавр, ввоз колониальных товаров, каботаж, наконец… убытки, наверное, миллионные. Нет, господа, я этого решительно не понимаю! Либо англичане совершенно утратили здравый смысл, которым они так кичатся, либо…

– Либо заранее согласовали свои действия с французским правительством, – подал голос умный мичман Завалишин.

– А ведь правда! – вскинулся Корнилович. – Устраивать маневры в Ла-Манше, да еще с самовольным его закрытием, значит прямо-таки провоцировать войну с Францией. Однако, учитывая вполне добрососедские отношения, существующие ныне между двумя державами по обе стороны пролива…

– Вот то-то и оно, – веско проговорил Враницкий.

Кто-то вздохнул. Кто-то вполголоса выругал французов заодно с англичанами. Не принимавший участия в беседе Лопухин допил ликер и потащил из портсигара папиросу.

– А вы что скажете, граф? – полюбопытствовал Розен.

– Я? Ничего. – Прикурив, Лопухин выпустил клуб дыма, помахал ладонью перед лицом. – Сегодня шестнадцатое мая, не так ли?

– Совершенно верно.

– Следовательно, у нас в запасе еще пять дней и столько же ночей, не считая остатка сегодняшнего дня. Пусть меня поправят, если я ошибаюсь в расчетах, но, по-моему, пяти суток хватит нам с лихвой, чтобы пройти э-э… около семисот морских миль, отделяющих нас от Ла-Манша, не так ли?

Против ожидания каперанг Пыхачев не поспешил с ответом.

– Надеюсь, – сумрачно проговорил он.

Дальнейший разговор не склеился. Извинившись, граф встал и первым покинул кают-компанию. Но, видно, серьезные мысли засели у него в голове, если учесть, что он не спустился к себе в каюту, а поднялся на верхнюю палубу и, облокотившись на планширь, закурил новую папиросу.

– Позволите? – спросил, приблизившись, Розен.

– Сделайте одолжение.

Помолчали, любуясь мрачным закатом. Багровый диск окрасил кровью низкие облака и море. Корвет стучал машиной, рассекая волны пролива Каттегат.

– Совсем безотрадная картина, не правда ли? – указал на закат Розен. – Как будто предупреждение: быть беде.

– Вы верите в приметы, полковник? – спросил Лопухин.

– Как вам сказать… В хорошие – нет. А дурные полезны, поскольку заставляют насторожиться.

Граф едва заметно кивнул и не ответил.

– Н-да… – промолвил Розен, не дождавшись иной реакции на свои слова. – Извините, если я назойлив… Вы не пожелали высказаться в кают-компании, так, может, просветите одного меня: в чем заключается интерес французов в данном… мероприятии?

– В закрытии пролива?

– Разумеется.

– Этого я не знаю, – ответил Лопухин. – Признаться, данный вопрос интересует меня в последнюю очередь. Я не дипломат. Уверен, что французская сторона получила полное удовлетворение, но в чем оно заключается – увы… Нет, это не интересно. Мотивы англичан волнуют меня куда серьезнее. Вам не кажется, что главный их мотив плывет сейчас вместе с нами? Мне – кажется.

– Его высочество цесаревич? – понимающе осведомился Розен. – Честное слово, я тоже об этом подумал. Но смысл? За пять суток мы дойдем до Ла-Манша и пройдем его… в том случае, разумеется, если у нас не случится какой-нибудь поломки.

– Держу пари, что она случится, – негромко молвил Лопухин.

– Как вы сказали?.. Гм… Не стану допытываться, откуда у вас такая уверенность. Но даже если и так, то что же? В худшем случае потеряем десять дней на ожидание в любом подходящем порту. Авось заодно и углем пополнимся.

Граф вновь промолчал, на сей раз даже не посмотрев в сторону полковника, и тот недовольно отошел, не докурив сигару. Над морем медленно, почти как в Северной столице, сгущалась ночная мгла. В дощатом загоне на юте густо хрюкнула свинья. Пробежал спешащий куда-то гардемарин. С бака, исконного места отдыха свободных от вахты матросов, слышались приглушенные голоса и иногда взрывы смеха.

Зря полковник Розен уклонился от пари! Он бы выиграл.

Ничто не предвещало задержки в пути. Машины работали исправно, и, хотя измученные кочегары устали счищать с колосников шлак, остающийся после прогорания дрянного угля, а в котлах не удавалось поднять давление выше ста фунтов на квадратный дюйм, оба судна ходко шли вперед. За двое суток миновали Скагеррак и, повернув на зюйд-зюйд-вест, спустились до пятьдесят четвертой широты.