Она прислушалась. Внизу было тихо: ни звука, ни шороха, ни шагов.

Неужели нападавших было только двое?

Она подумала о том, сколько патронов осталось в ее пистолете. В магазине десять штук, она стреляла пять раз, значит, осталось еще пять.

Рыдания стихли, и она услышала голос Джоя:

– М-мамочка?

– Ш-ш-ш.

Они оба прислушались.

Ветер. Раскаты грома. По крыше и оконным стеклам стучит дождь.

Четверо убитых в ее доме. Эта внезапная мысль вызвала приступ тошноты. Дом показался ей зловещим кладбищем, где живым не было места.

Потревоженные ветром ветки деревьев скреблись о стену.

Внутри стояла могильная тишина.

Наконец она посмотрела на Джоя.

Он был белый, как известь. Волосы прилипли ко лбу, глаза смотрели затравленно. Он прикусил себе губу, и теперь по подбородку и дальше на шею тонкой струйкой стекала кровь. Как всегда при виде его крови, она содрогнулась. Однако эта беда была поправима и не шла в сравнение со всем, что они вынесли.

Кладбищенский покой был нарушен. С улицы доносились крики, в них не было гнева, а только страх и любопытство – это соседи наконец осмелились выйти из своих домов. В отдалении завыла сирена.

Ни один пособник сатаны не состоит у него на содержании; силы, ему противостоящие, платят жалованье миллионам.

Марк Твен

Травят, травят псами,

За пятки хватают псы,

Гонится смерть за вами,

Дух ее чуете вы.

«Книга исчислимых скорбей»

Пока полицейские занимались своими делами в доме, Кристина с Джоем сидели на кухне, в одном из немногих помещений, которое не было залито кровью.

Никогда еще Кристина не видела так много полицейских сразу. Дом был переполнен людьми в форме, детективами и экспертами в штатском. Был еще полицейский фотограф, коронер и его ассистент. Поначалу она обрадовалась прибытию представителей закона, потому что в их присутствии чувствовала себя в безопасности. Но потом ее осенило – ведь один из них вполне мог оказаться последователем Матери Грейс и членом ее Церкви Сумерек.

Эта мысль не показалась ей странной. На самом деле, рассуждая логически, можно было заключить, что для воинствующей религиозной секты, одержимой решимостью насадить свои взгляды в обществе, было бы крайне важно начать с внедрения своих людей в различные правоохранительные службы, а также с обращения в свою веру тех, кто уже работал в таких организациях. Она вспомнила полицейского Уилфорда, заново родившегося в качестве истого христианина, который неодобрительно отозвался о ее речи и манере одеваться. Это натолкнуло ее на мысль о том, не могла ли Мать Грейс сыграть роль повитухи при его «повторных родах».

Паранойя.

Однако, может быть, в сложившихся обстоятельствах некоторая доля паранойи отнюдь не являлась признаком душевного расстройства, а скорее наоборот, указывала на здоровое желание остаться в живых.

По стеклу все так же барабанил дождь, гроза за окном не унималась. Кристина внимательно наблюдала за полицейскими. Она понимала, что прожить оставшуюся жизнь, не доверяя никому, было бы крайне сложно; требовалось быть постоянно настороже, в таком напряжении, что это неминуемо привело бы к полному интеллектуальному и душевному истощению. Все равно что провести жизнь, не сходя с натянутой под куполом проволоки. Но сейчас она не могла позволить себе расслабиться, она бдила, была во всеоружии, ее мускулы стали сжатой пружиной, готовой распрямиться, чтобы поразить первого, чьи действия окажутся угрозой для Джоя.

И снова ее удивила эластичность его психики, способность восстанавливать душевное равновесие. К моменту прибытия полицейских он находился в состоянии, напоминающем шоковое. Он закатывал глаза и не желал или не мог говорить. Кровавое зрелище насилия и угроза смерти оставили свой отпечаток, который представлялся неизгладимым. Она понимала, что после такого переживания шрамы не затянутся никогда; с этим оставалось только смириться. Но пугало, что душераздирающие сцены, свидетелем которых он был, вызовут у него ступор или какое-то психическое отклонение. Но постепенно он отходил, а она, стараясь подбодрить его, достала откуда-то электронную игрушку «Рас-Мап» и села играть с ним.

Издаваемая игрушкой мелодия и музыкальные сигналы, сопровождавшие игру, выделялись причудливым контрапунктом на фоне мрачной атмосферы убийства и многозначительного процесса расследования.

Выздоровлению мальчика способствовало и чудесное исцеление Чубакки после нанесенного ему одним из громил удара прикладом. После него собака потеряла сознание и у нее была рассечена кожа на голове. Однако Кристине быстро удалось остановить легкое кровотечение, прикладывая антисептики. Симптомов сотрясения мозга не было. Теперь пес выглядел почти как прежде, развалившись на полу возле Джоя, время от времени поднимал морду и наблюдал за их игрой, пытаясь сообразить, откуда исходят непонятные звуки.

Кристина уже не была так безоговорочно уверена в том, что сходство этой собаки с Брэнди небезвредно для Джоя. Чтобы побороть в его душе ужас и смятение, было необходимо что-то, напоминавшее о другом времени, беззаботном и мирном; кроме того, у него должно быть чувство преемственности, своего рода мост, по которому он без ущерба для психики преодолеет период хаоса. Чубакка, во многом благодаря своему сходству с Брэнди, помогал мальчику в этом.

Чарли Гаррисон забегал к ним на кухню каждую минуту. Он приставил к ним двух новых телохранителей. Один из них, Джордж Свартхаут, сейчас сидел на высоком стульчике возле телефона, пил кофе, наблюдал за Джоем, входящими и выходящими полицейскими, за Кристиной, которая, в свою очередь, наблюдала за полицией. Второй, Вине Филдс, был в патио, контролируя подходы к дому со стороны заднего двора. Маловероятно, чтобы люди Грейс Спиви предприняли повторную попытку покушения, когда дом кишел полисменами, но полностью игнорировать такую возможность не следовало. В конце концов, поступки в духе камикадзе были довольно популярны среди религиозных фанатиков.

Каждый раз, заходя на кухню, Чарли неизменно шутил с Джоем, играл с ним в «Рас-Мап», чесал Чубакку за ухом и делал все, что было в его силах, чтобы поднять настроение малыша и отвлечь его мысли от кровавой бойни, происшедшей в доме. Когда полицейским потребовалось допросить Кристину, Чарли отправил их в другую комнату, чтобы избавить мальчика от необходимости выслушивать страшные подробности. Они задавали вопросы и Джою, но Чарли умело руководил допросом и свел его к минимуму. Кристина понимала, что Гаррисону нелегко сохранять невозмутимость и доброжелательность, ведь он потерял двух своих людей, которые были не просто его служащими, но и друзьями. Она испытывала благодарность к нему за то, что он ради Джоя тщательно скрывал собственное смятение, тревогу и боль.