Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никогда не смогу привыкнуть к этой дикости, варварству и запредельной жестокости, что в этом мире, что в своём. Пусть захлебнуться в своём «искреннем и праведном гневе» цивилизованные гейропейцы и иже с ними, но ни я, ни мои друзья, никогда не простят и не забудут, ни вырезанных казачьих станиц и русских селений в Чечне, ни точно того же самого в/на Украине. Если кто не понял, то совсем не русскими вырезанных, нам вообще от природы это не свойственно, хотя когда припрёт и застилает глаза… Война есть война, но суметь хладнокровно убить ребёнка… Я не имею в виду подростка с оружием в руках, а именно малышек, только ещё говорить и ходить научившихся. А тут ведь не просто дети убитые, а жесточайше, изуверски замученные и казнённые, словно они и не люди вовсе, ни жертвы, ни их мучители. Пришельцы млять, чужие…
Запах от поля уже чувствовался, но не особо сильный, а значит те кто это сделал, ещё далеко не ушли. Я слез с коня и пошел по полю, шёл и смотрел в мёртвые глаза тех, у кого они были, шёл и думал. Думал о том, как-же мне выдержать, как не сорваться и остаться человеком. Потому что всё, всё что мне хотелось сейчас, это просто догнать этих мразей и рвать их зубами, чтобы увидеть ужас и страх, в их глазах. И вдруг я наткнулся на маленькую девочку, лет трёх-четырёх, наткнулся и буквально остолбенел. Потому что на меня смотрели полные боли и отчаяния, непонимания и обиды, живые глаза моей дочери. Дочери из того, моего мира… Ужас охватил меня и я сбросив оцепенение и шок, упал перед ней на колени. Слёзы побежали из моих глаз и всё, что я мог, это только шептать:
— Сейчас, моя девочка. Сейчас моя доченька! Я тебе помогу маленькая, потерпи солнышко…
А сам, уже зачерпнув вокруг волшбы, залечивал ей внутренние разрывы, приращивал ручки и ножки, пальчики и снятый с неё скальп. Залечивал сотни мелких порезов и ожогов, вырванные ногти и срезанные веки. Твари, какие же твари…
Сзади меня всхлипывали сестрёнки и ещё кто-то.
— Ищите живых и кого ещё можно спасти, не сможете сами, несите ко мне! — скомандовал я ледяным голосом и все сразу сорвались с места — Сейчас доча, сейчас всё будет хорошо — достал я кинжал и стал срезать верёвки стягивающие её в рабской позе — Иди ко мне, моя маленькая! — поднял я её на руки и осторожно прижав, пошёл к нашей карете.
— Я знала папочка, что ты меня найдёшь — прошептала девочка и слабо улыбнулась мне — Можно я немножко посплю?
— Можно милая — сквозь слёзы кивнул я — Теперь можно… — и судорожно вздохнул, проглотив комок в горле.
Я оглядел слезящимися глазами бегающих по полю казаков и мужиков, что перекликались и зло и яростно матерились. Зло и ярость, ярость и зло просыпались во мне. Ненависть стала заполнять меня внутренне, ненависть и желание мстить. Вдруг за моей спиной, совершенно неожиданно для меня, развернулись огромные, огненные крылья. Я посмотрел на небо и во мне проснулся гнев, первобытный, полный ярости гнев.
— Почему!!! — закричал я в небеса — Почему вы не предупредили меня? — подождал ответа и не дождавшись, закричал — Отвечать мне!!! Или я разрываю все договорённости и отрекаюсь от вас навсегда!!!
Казалось всех людей на поле просто парализовало и накрыло ужасом, они замерли в страхе и с испугом смотрели то на меня, то на небо, боясь гнева своих богов.
— Как смеешь ты… — услышал я сзади себя полный гнева и возмущения, сильный мужской голос, от которого попадали на колени, абсолютно все вокруг.
— Смею!!! — резко развернулся я и увидел перед собой убелённого сединами старца с посохом в руках — Я!!! Смею!!! — прервал я его гневную речь — И мне совершенно плевать, кто ты такой и как тебя зовут, потому что ты трус!
— Что-о-о!!! — буквально зарычал старик.
— Так ты ещё и глухой старик? — не отвёл я свой взор, хотя у меня поджилки тряслись от страха и подгибались колени — Что, так страшно ответить на мой вопрос? В чём перед вами провинились все эти люди? — показал рукой я на усеянное телами поле — Чем виновата вот эта малышка? — я протянул на двух руках в сторону бога, ослабленную и спящую в изнеможении девочку — Неужели она так нагрешила, что заслужила, такую страшную смерть?
Старик смутился на мгновение и попытался мне возразить, но я ему не дал.
— Кто ОНИ для вас? Кто МЫ для вас? Кто МЫ для тебя лично? Ваши РАБЫ и ИГРУШКИ? Или всё-таки МЫ ваши ВНУКИ? Сколько ещё миров вам нужно потерять, чтобы вы смогли начать думать, а почему собственно? Почему, вы теряете свои миры? Почему, вот эти вот жалкие, безпомощные, слабенькие, смертные людишки, предпочитают самим БЕССМЕРТНЫМ БОГАМ, таким Великим и Ужасным, таким Милосердным и «Добрым» — тут я иронично усмехнулся, нагло глядя ему в глаза — Другого, «Мёртвого бога» или вообще неизвестных им «богов»? — зло хмыкнул я — И не надо меня пугать карами небесными и прочими ужасами, мне просто плевать. Плевать на всё и на всех, если вы мне сейчас же не объясните своего поступка, меня в этом мире уже ничего держать не будет. Я не хочу играть в ВАШИ игры и не буду, а если и буду, то только на МОИХ условиях и по МОИМ правилам. Я жду ответа старик!!!
Мы стояли и бодались взглядами, не знаю откуда, но во мне вдруг проснулась какая-то, видимо дремавшая ранее сила и полная уверенность, в правильности моих действий. Я не уступлю и не отступлю, хватит уже идти наощупь, словно слепцу. Меня не для того сюда выдернули и это Я им нужен, а не ОНИ мне.
— ОТЧЕ! —