это шоу, но я не мог отвести взгляд от ее больших голубых глаз. Они были бесконечным небом в летний день, полные обещаний, волнения и такого сильного жара, что я знал, что она обожжет меня. Но мне было все равно. Я хотел сгореть, если бы это было все что я смогу почувствовать.

— Блейк, — снова выдохнула она, и я хотел, чтобы она так произносила мое имя каждый гребаный раз, когда я ее вижу.

— Ты не можешь быть настоящей, — выдохнул я, наблюдая, как она тяжело дышит подо мной.

Я продолжал двигать рукой, стон желания вырвался из меня, когда я почувствовал, как она сжалась вокруг моих пальцев.

— Еще, — умоляла она. — Еще, ах, Блейк.

Она кончила на меня с криком, от которого я тоже чуть не излился на нее, и я зарычал от потребности, продолжая гладить ее в последней агонии.

— Ты нужен мне весь, — потребовала она, жадно потянувшись к моему члену, и я издал мрачный смешок.

— Жадная, не так ли?

— Я не могу насытиться тобой, — выдохнула она, и мои брови поползли вверх, когда я задался вопросом, правда ли это. Черт, я надеялся, что это правда.

— Я тоже, Татум, — прорычал я, медленно вытаскивая из нее свои пальцы.

Она вздрогнула, когда я убрал их, последняя дрожь оргазма пробежала по ее коже.

Как раз в тот момент, когда я собирался лечь на нее сверху, мой телефон зазвонил снова, и я выругался.

Татум наблюдала за мной полуприкрытыми глазами, прикусив нижнюю губу, продолжая дразнить свои соски для меня.

— Черт, — прорычал я. — Я действительно должен ответить.

— Тогда ответь. И поскорее возвращайся, — настаивала она.

Мысль о том, чтобы встать с этой кровати, почти причинила мне физическую боль, но я должен был это сделать.

Я встал, достал из ящика пару спортивных штанов и натянул их, прежде чем достать телефон из кармана джинсов. Звонок раздался снова, но это было нормально, мне нужно было покинуть эту комнату, если у меня была хоть какая-то надежда сосредоточиться на том, что хотел сказать мне мой отец, и я тоже не очень хотел разговаривать с ним со стояком.

Татум наблюдала за мной с кровати, лежа обнаженной, ее ноги были раздвинуты, чтобы дать мне идеальный обзор именно того, к чему я вернусь, и я застонал от разочарования.

— Тридцать секунд, — поклялся я ей, пятясь к двери.

— Я буду ждать, — пообещала она.

Я снова жадно зарычал, засовывая пальцы, которые только что были внутри нее, в рот, чтобы почувствовать сладость ее желания, прежде чем уйти.

Ее глаза вспыхнули жаром, когда она смотрела, как я посасываю их, и я ухмыльнулся ей, прежде чем выйти из комнаты.

Я пробежал до конца коридора и вышел через парадную дверь, пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь, кроме этой богини в моей постели. Сэйнт не получит ее. Он может отвалить. Не было ни единого шанса, что я позволил бы ему забрать ее. Татум Риверс была моей.

Я несколько раз прошелся взад-вперед, позволяя холодному воздуху на груди отвлечь мое внимание, пока я пытался утолить свой стояк. На самом деле это не сработало. Эта девушка была такой горячей, что у меня, вероятно, был бы стояк всю неделю, даже если бы я больше ее не видел.

Я вздохнул и набрал номер моего отца. Он ответил еще до того, как закончился первый гудок, и мои брови поползли вверх от его тона.

— Где ты был? — Требовательно спросил он.

— Боже, я спал, где ты в три часа ночи? — Спросил я раздраженным тоном. Мне не нужно было, чтобы он звонил мне для какой-то лекции прямо сейчас, у меня были дела поважнее. Гораздо более важные дела.

— Извини… Я не хотел быть резким с тобой, сынок, — сказал он, тяжело вздохнув.

— Все в порядке… — Он был немного таким с тех пор, как вирус «Аид» убил маму. Я понимал, что он горевал, поэтому просто пропустил это мимо ушей. Ему не нужно было, чтобы я вел себя как придурок вдобавок к его горю.

— Послушай, это еще не попало в новости, но к завтрашнему дню появится, — сказал папа.

— Что случилось?

— Они вычислили источник этого гребаного вируса, — прорычал он.

— О, точно. — Я подавил вздох. Папа был полон решимости обвинить кого-нибудь с тех пор, как умерла мама. Он попался на удочку кучки сторонников теории заговора о правительственном прикрытии и биологическом оружии. Я был почти уверен, что они просто охотились за его деньгами, чтобы профинансировать свои бессмысленные исследования, но я не пытался остановить его. У него было достаточно денег, если он хотел потратить часть из них впустую, и если это давало ему хоть какое-то успокоение оттого, что он верил в эту чушь, то он мог их получить.

— Я говорю не о какой-то теории, Блейк. Я говорю о подтвержденной информации. Этот вирус был гребаным биологическим оружием, но предполагалось, что он будет находиться в строгой изоляции, потому что у них нет лекарства от этой гребаной штуки.

— Ты хочешь сказать, что правительство признает это? — Спросил я, мой интерес возрос.

— Да! Это так, потому что они также выяснили, откуда произошла утечка.

— Правда? Откуда?

— Этот придурок, недовольный ученый, который работал в лабораториях. Он украл это и продал бог знает кому, или, может быть, он выпустил его сам, я, блядь, не знаю, но вирус явно распространился по миру.

— Так они его арестовали? — С надеждой спросил я. Я надеялся, что они заполучили его в штате, где предусмотрена смертная казнь, чтобы этот ублюдок мог поджариться.

— Нет, — выдавил из себя папа. — К сожалению, этот засранец понял, что они вышли на него, и подался в бега.

— Черт, — выругался я, расхаживая взад-вперед, пытаясь осмыслить это.

Кто-то, какой-то гребаный, жалкий, никчемный, жадный до денег кретин сделал это. Заразил мир этим ядом. Убил мою гребаную маму! Я хотел его голову. Я хотел, чтобы он был мертв и окровавлен у моих ног. Я не знал, как мне это удастся, но я хотел этого больше, чем мог выразить словами. Больше, чем я когда-либо чего-либо хотел.

Я ничего не слышал, кроме звона в ушах, и все, что я мог видеть, было черным. Нет… красным. Потому что ярость была красной, и я был переполнен ею до отказа. Чертовски взрывался от нее.

Папа говорил что-то еще, но я не слышал его из-за стука пульса в ушах.

— Ты слышал, что я только что сказал? — Требовательно спросил он.

— Нет. Что это было? — Выдавил я.

— Я сказал, что