— Мадлен, — настаивал Кристоф, — тебе стоит съездить с нами на море. Лето пройдет, а ты не загоришь.

— Ну пожалуйста, — поддержала его Катрина. — Нам будет без тебя одиноко. — Миниатюрная голландка погладила Кристофа по руке. Они влюбились друг в друга во время летнего семестра и теперь поговаривали о женитьбе. — Вот уж славно повеселимся. Приедут Бригитта и Антон… а может быть, и Петр.

— Поверьте, я бы с удовольствием. — Мадлен, словно бы сдаваясь, подняла руки. — Но не могу отменить поездку в Париж.

— Ах, Мадлен, — затараторила Катрина, — когда ты только с ним порвешь? Этот Уатт просто крутит тобой!

— Ничего подобного! — ощетинилась девушка. — Он показывает мне Европу. По высшему классу. Он необыкновенно щедр.

— Но ты его не любишь, — настаивала голландка. — Разве можно провести жизнь с человеком, которого не любишь?

Мадлен покачала головой:

— Я не собираюсь проводить с ним жизнь. Но сейчас мне хорошо.

— Мадлен! Мадлен! — донесся с улицы женский голос.

Девушка обернулась и увидела, что к ним спешит фрау Фишер.

— Я так и знала, что найду вас здесь. — Дородная женщина запнулась и перевела дыхание. — Пойдемте быстрее… У вас дома гостья.

— Кто такая? — спросила Мадлен по-немецки.

Фрау Фишер пожала плечами:

— Молодая дама. Довольно суровая. Имени не говорит.

— Надо посмотреть, что там такое, — озадаченно произнесла девушка, поспешно передавая Кристофу деньги за напиток. — Увидимся на занятиях. — И заторопилась с фрау Фишер домой. На углу они расстались. Хозяйка пансиона свернула на рынок за покупками для ужина.

Странное предчувствие нахлынуло на Мадлен, когда она входила в калитку. Напротив дома Фишеров был припаркован черный «мерседес» с шофером. Девушка не имела представления, кто ее гостья, но чутье подсказывало, что что-то тут не так. Она ворвалась в открытую парадную дверь и бросилась в гостиную, где фрау Фишер оставила гостью.

Там спиной ко входу стояла рыжеволосая плотная молодая женщина и рассматривала книги на каминной полке. На ней было свободное платье и туфли на высоких каблуках, чтобы подчеркнуть оставшиеся стройными ноги. Услышав, что кто-то пришел, она быстро повернулась.

— Анна! — Мадлен расплылась в улыбке и бросилась к подруге. Ее полнота удивила девушку: на последних снимках Анна выглядела гораздо более стройной. — Какой великолепный сюрприз! Почему ты не сообщила, что приезжаешь? Оливия с тобой?

Анна Макнил Фергюсон отпрянула и, чтобы избежать объятий, загородилась руками.

— Я приехала одна и уеду, как только скажу то, что должна тебе сказать.

Мадлен прокрутила в голове разные предположения, но в мозг закрадывалось отвратительное подозрение. Анна между тем сохраняла непроницаемое выражение лица.

— Хотя бы присядь, — нервно предложила Мадлен. — Выпьешь чего-нибудь холодненького?

— Нет. Это не займет много времени.

— Что случилось, Анна? Я никогда тебя такой не видела.

— Ты превосходно знаешь, что случилось. — Голос гостьи звучал абсолютно бесстрастно. — Я проделала весь этот путь, чтобы сказать, что никогда в жизни не встречала настолько аморальную личность, как ты. Мне хочется ударить тебя по лицу. Хочется сделать гораздо больше. Но я не опущусь до этого.

Слова хлестали Мадлен, как бичи. Девушка отшатнулась, сделала шаг назад и наткнулась на стул. Уатт! До нее наконец дошло. Анна все знает. Мадлен почувствовала, что вот-вот упадет в обморок.

— Я не жду, что ты что-нибудь скажешь в свое оправдание, — продолжала Анна. — Возможно, ты даже не считаешь, что поступила дурно. — Она замолчала и порылась в сумочке в поисках сигарет и зажигалки.

— Анна, — мягко начала Мадлен, — пойми, все настолько запутано. Ну нельзя же так сразу…

— Заткнись! — Анна затянулась и нетерпеливо выдохнула облачко дыма. — Не смей произносить ни единого грязного слова! Ты здесь для того, чтобы слушать. А говорить буду я. Я знаю про тебя и папу. А он не знает, что я знаю. И я не хочу, чтобы знал. Конечно, я обо всем рассказала Хэдли, и он согласился со мной на все сто процентов. Никто из нас не желает больше тебя видеть. Никогда!

— Пожалуйста, Анна, дай мне объяснить…

Анна быстро пересекла комнату — в ее серых глазах горела ненависть — и остановилась в футе напротив Мадлен. Рыхлое после родов тело содрогалось от возмущения.

— Нечего объяснять! Сука! Мы тебя приняли в семью. Дали тебе все. А ты!.. Ты нас всех перетрахала! В буквальном смысле слова. Сначала меня в Боулдере. Потом брата. А теперь милуешься с отцом. Никогда не думала, что способна так ненавидеть. — Анна толкнула Мадлен в грудь, та качнулась назад, потеряла равновесие и растянулась на полу. — Убила бы! — закричала Анна. — Но раз не могу убить, когда-нибудь сделаю твою жизнь такой же несчастной, какой ты сделала мою.

Оглушенная, Мадлен села и увидела, как исказилось от — отвращения лицо подруги. Анна продолжала тараторить без умолку. Мадлен воспринимала только отдельные фразы и слова. Но постепенно до нее стал доходить смысл.

— …не смей больше с ним встречаться. Ты меня слышишь? Ты должна порвать с ним так, чтобы он не понял, что Хэдли и я знаем. Нам надо оберегать мать. Бедная мамочка… Она тебя любила как дочь. А ты…

Именно этого Мадлен все время боялась. Голова стала тяжелой. Она закрыла глаза и попыталась вдохнуть. Едкие слова подруги пролетали мимо и падали где-то поодаль.

Конечно, она была совершенно права. Но Анна идеализировала отца. Считала, что, когда дело касалось ее, он не мог совершить несправедливости. Мадлен не должна была вступать в связь с этим человеком. Но в конце концов, Уатт сам все спровоцировал. Она была одинока, он оказался рядом, протянул руку, предложил любовь. Анне никогда не понять. Ее не бросали ребенком, не заставляли выживать одной в голоде и холоде. Анна всегда имела все, что хотела.

— …самая испорченная, порочная женщина… — Слова Анны ворвались в ее мысли. — Попробуй только приблизиться к кому-нибудь из нашей семьи, и ты, развратница, об этом пожалеешь. — Снова щелкнул замок сумки. На этот раз Анна достала завернутый в салфетку браслет, который Мадлен изготовила для Оливии, и, сорвав обертку, швырнула на пол. — Надеюсь, тебе все ясно? Если ты немедленно порвешь с моим отцом, ты больше обо мне не услышишь. Но если посмеешь продолжать интрижку, я найду способ засадить тебя на всю жизнь за решетку.

— Анна, пожалуйста… неужели ты не захочешь выслушать меня? — взмолилась Мадлен. — Ты ничего не понимаешь. И заходишь слишком далеко.

— Слишком далеко? Кто бы говорил! Ты поступишь так, как я сказала! Подумай о нас. Подумай о том, что ты совершила. Узнав об этом, Хэдли был совершенно раздавлен и плакал. — Анна ударила Мадлен под ребра заостренным носком модельной туфли. — Прочь с дороги, шлюха! — процедила она с отвращением. — Проклятая шлюха! Надеюсь, ты когда-нибудь получишь то, что заслужила.