ДОНАЛЬД ХЕББ

Я познакомился с Дональдом Олдингом Хеббом – или просто Д.О., как звали его коллеги и студенты, – в 1965 г. Это был худощавый человек среднего роста, сильно хромавший на одну ногу (из-за перенесенного костного туберкулеза одна нога у него была короче другой). Этот дефект слегка изогнул фигуру Хебба, хотя он и старался держаться прямо. У него было квадратное шотландско-ирландское лицо с бледной шотландско-ирландской кожей в обрамлении песочного цвета волос, к 60 годам тронутых сединой[26].

Хебб родился в 1904 г. в Честере в небольшой деревушке, представлявшей собой скопление простых каркасных домов вокруг скалистой гавани на южном побережье Новой Шотландии. Первый Хебб эмигрировал в эту заросшую густыми лесами провинцию из Германии в 1753 г. Впоследствии его многочисленные потомки расселились по всей Новой Шотландии, и недалеко от Честера даже есть городок под названием Хеббвилл. Эти немцы породнились с более многочисленными местными шотландцами, и Дональд Хебб гордился своей шотландской кровью.

Отец Дональда был городским врачом, как и его мать, в девичестве Мэри Олдинг. В 1892 г. она поступила в Университет Дэлхаузи и стала одной из первых женщин в Северной Америке, получившей медицинское образование. По-видимому, именно от нее Хебб унаследовал независимость духа. Его сестра Кэтрин стала известным нейрохимиком и бо́льшую часть жизни проработала в Кембриджском университете.

Семья Хеббов жила в непритязательном доме на главной улице Честера недалеко от гавани. Впоследствии многочисленные Хеббы продолжали приезжать в Честер на каникулы и в отпуск, и сегодня у их семьи по-прежнему есть дом неподалеку от того места. Одной из страстей Дональда было хождение под парусом на небольших яхтах. Как вспоминала жительница Честера, ее брат нанялся к Хеббам обслуживать их небольшой флот и постоянно жаловался на то, что «у этого профессора чересчур высокие требования».

У Хебба действительно были «чересчур высокие требования», и прежде всего он настаивал на оригинальности подходов. Он требовал избегать банальности и искать по-настоящему новые идеи. Недаром на счету его кафедры были такие замечательные – и совершенно неожиданные – открытия, как «центры удовольствия» в головном мозге, области мозга, ответственные за избирательную потерю кратковременной памяти, нейроны пространственной ориентации у крыс и «очаги» эпилептической активности. Все это были настоящие открытия, а не простые усовершенствования или дополнения к уже имеющимся знаниям. Мой сокурсник по Университету Макгилла Джон О’Киф получил Нобелевскую премию за то, что в далеком 1966 г. придумал способ регистрировать активность нейронов в мозге бегающих по лабиринту крыс и обратил внимание на странное поведение некоторых нейронов, которые, как оказалось, помогали крысам ориентироваться в пространстве.

Второе послание, которое Хебб настойчиво пытался донести до всех, касалось важности правильной подачи научного материала. В юности он мечтал стать писателем и потому придавал большое значение стилю. К тому времени, когда я с ним познакомился, Хебб уже не писал беллетристики; он шутил, что уже создал величайший роман своей жизни – «Организацию поведения». Однако он тоннами глотал научно-фантастическую литературу: раз в несколько недель перед его дверью появлялась очередная коробка с книгами, которые он прочитал и теперь предлагал забрать всем желающим.

«Послушайте, – говорил он, – изложение научных идей тоже часть науки. Какая польза другим людям от вашего знания, если оно находится только у вас в голове? Вы должны сделать знание доступным для всех остальных. Неважно, насколько хороши ваши идеи или исследования, – если никто о них не знает, они бесполезны. Вы должны уметь быть убедительными». У меня перед глазами так и стоит картина – Хебб работает над «Организацией поведения» и не перестает себе твердить: «Ты должен продать им эти идеи, чтобы они не канули в Лету». И он гениально справился с задачей: его книга мгновенно стала бестселлером после публикации – не в последнюю очередь благодаря изысканной прозе Хебба, ее ясности и пропитывающей ее научной страсти.

Внешне строгий и дисциплинированный, Хебб был добродушным и заботливым человеком. Секретарем у него в те времена работала необычайно высокая рыжеволосая молодая женщина, прежде – барменша в джаз-клубе. Я не могу рассказать здесь ее историю, но Хебб не побоялся бросить вызов условностям, наняв эту яркую молодую женщину в научное учреждение (разумеется, она знала все лучшие джаз– и блюз-клубы в центре Монреаля).

Хебб применял творческий подход во всем: даже его призывы к творчеству были креативными, то есть довольно необычными. Он твердо верил, что запоминать ненужную информацию вредно, и в качестве доказательства пересказывал шутку о стареющем профессоре ихтиологии, которому каждый раз, чтобы запомнить имя нового студента, нужно было забыть название одной рыбы. Это убеждение зиждилось у него на научном основании: Хебб считал, что информация хранится в памяти благодаря модификации синапсов, поэтому рано или поздно синапсы могут закончиться.

Из этого вытекало побочное следствие, что аспирантов нельзя перегружать формальными курсами. (Первой по важности причиной, почему я выбрал аспирантуру в Университете Макгилла, была возможность учиться у Хебба; второй – отсутствие обязательных курсов.) Единственным жестким условием для получения докторской степени на его кафедре было прослушивание легкого курса по статистике, да и то потому, что этого требовал какой-то высший аттестационный орган. Во всем же остальном вам предоставлялась полная свобода действий.

ПЕРЦЕПТИВНОЕ ОБУЧЕНИЕ

В 1960-е гг. Хебба больше всего интересовало перцептивное обучение. Поскольку под перцептивным обучением могут пониматься разные вещи, давайте разберемся с этим термином подробнее. Первое толкование напрашивается само собой: чем чаще мы выполняем какую-либо сенсорную задачу, тем лучше с ней справляемся. Классический пример – способность локализовать место иголочного укола на коже. Эта чувствительность проверяется легким прикосновением к коже двух иголок, расстояние между которыми постепенно уменьшается. Самое близкое расстояние, на котором человек перестает отличать два укола от одного, называется порогом двухточечной дискриминационной чувствительности. Если вы попросите кого-нибудь проводить вам такой тест каждый день, примерно через неделю вы обнаружите, что стали различать иголочные уколы на гораздо меньшем расстоянии, чем раньше.

Мой любимый пример перцептивного обучения в повседневной жизни – способность слышать музыку. В своей жизни я слушал много музыкальных произведений и могу сказать, что сейчас слышу музыку гораздо лучше, чем в молодости. Я четко различаю текст в полифониях Баха, а также (к сожалению) в песнях стиля хеви-метал. Я не имею в виду, что я стал глубже понимать композиционные тонкости классической музыки или стал знатоком рок-лирики. Речь здесь идет не о понимании, а именно о «тренировке» слуховой сенсорной системы.